Борис Григорьев - Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

Но вернемся в конец октября 1981 года.

Первые сообщения по радио и в прессе, помнится, были восприняты персоналом советского посольства в Швеции не совсем адекватно. С одной стороны, это объяснялось нехваткой информации об обстоятельствах, при которых У-137 оказалась под Карлскруной, а с другой — сказывалась определенная их недооценка на фоне произошедшей тремя месяцами раньше аварии с танкером «Антонио Грамши», причинившей немало хлопот посольству. Несмотря на присутствие на борту танкера шведского лоцмана, судно тем не менее наскочило на риф, и на побережье вылилось несколько сотен тонн нефти. Поэтому когда днем в четверг в посольство позвонили из газеты «Свенска Дагбладет» и попросили прокомментировать инцидент с подлодкой, мы расценили это как неуместную назойливость. В спокойно-размеренном ритме посольство жило до пятницы 30 октября.

В пятницу я, как всегда, собирался на обед, однако дежурный референт перехватил меня у выхода и попросил срочно зайти к имярек такому-то товарищу. Я не нашел в этом ничего экстраординарного, потому что этим товарищем был мой начальник — резидент. Он сообщил, что в связи с инцидентом с подводной лодкой посольство решило направить меня как специалиста по консульским вопросам и военно-морского атташе Ю. Просвирнина в Карлскруну, чтобы уяснить на месте событий обстановку и оказать необходимую помощь нашим морякам. Подробный инструктаж мы должны получить у советника Е. П. Рымко. Резидент добавил, что времени на сборы оставалось минут двадцать.

Ну что ж, приказ начальства не обсуждается. К этому времени я находился в стране более четырех лет, и скоро моя командировка должна была завершиться. Следовательно, я мало рисковал своей дипломатической и оперативной репутацией, и с этой точки зрения выбор резидента был оправдан. Кроме того, он знал, что я уже имел опыт работы в неординарных ситуациях. Я попросил резидента предупредить жену и направился к советнику-посланнику Рымко.

Евгений Потапович был еще более лаконичен в инструктаже: через полчаса с аэродрома «Бромма» вылетает спецсамолет МО Швеции, который должен доставить нас с Ю. Просвирниным в Карлскруну для связи с местным военным командованием и для участия в переговорах по урегулированию инцидента с подводной лодкой. В поездке нас будет сопровождать офицер связи штаба ВМС Швеции.

— Будете действовать по обстановке. Держите связь со мной. Все, желаю успехов.

Я нахожу Юру Просвирнина, и мы с ним опрометью бежим во двор, где нас ждет разгонная машина посольства. Бежать мне совсем легко, потому что ничего, кроме документов и небольшой суммы денег, в дорогу взять не успел. Юра успел-таки что-то положить в портфель, потому что узнал о своей поездке в Карлскруну минут на десять раньше меня.

Посольская «вольво» мчится по тихим улочкам Броммы, поднимая за собой вихрь пожелтевших листьев. Прохожие и водители смотрят на нас, как на сумасшедших. Наконец въезжаем в ворота аэродрома, быстро объясняемся с охраной и выезжаем прямо на взлетную полосу. Мы успеваем!

Еще издалека обнаруживаем небольшой пяти-или шестиместный самолетик, принадлежащий авиакомпании «Суэдэйр» и нанятый МИДом Швеции для доставки в Карлскруну экспертов. Самолет уже запустил мотор, и наша машина подъезжает прямо к трапу, который должны вот-вот убрать.

Мы резко тормозим. Из люка высовывается пилот в форме и жестом приглашает нас на борт. Пыхтя и с трудом переводя дух, влезаем в салон и плюхаемся на сиденья, потому что повернуться негде — салон крошечный и почти весь уставлен креслами. Пилот сразу задраивает люк, и после короткого разгона самолет взмывает в воздух.

Внизу потянулись геометрические фигуры фермерских угодий, ленты дорог, зеркала водоемов, зеленые ковры хвойных рощ. Скоро самолет развернулся в сторону моря, и следующие 500 километров летим на юг вдоль восточного побережья Швеции.

Слева свинцовый отблеск Балтийского моря, справа и под нами — шхеры и кромка берега. В эти места лет двести пятьдесят с гаком тому назад заходили галеры петровского флота, высадившие десант из казаков. В затянувшейся Северной войне шведы, истощив материальные и людские ресурсы, продолжали тем не менее упрямо сопротивляться и игнорировать русские мирные инициативы. Рейд казаков заставил их быстро образумиться, и мир между двумя державами вскорости был подписан. Как своеобразная память об этом «визите» русского воинства в географических названиях островов, мысов, заливов и проливов, которыми изобилуют шведские шхеры, сохранилось слово «русский»: Русский холм, Русский залив и т. д.

Перелет из Стокгольма до Карлскруны занимает чуть больше часа, и мы с Юрием пытаемся собраться с мыслями, представить обстановку в городе, где раньше никогда не были. Знакомимся с офицером связи Перси Бъерлингом, капитаном 2-го ранга, бывшим подводником, сдержанным и спокойным, как все шведы, человеком. Бъерлинг либо тоже ничего не знает, либо намеренно утаивает от нас информацию, так что когда самолет приземлился на аэродроме в Каллинге, умнее и информированнее от общения с ним мы не стали. Мы не питаем иллюзий относительно того, с какой целью к нам приставлен Перси, но зато его опека избавляет нас от необходимости ломать голову над решением организационных и бытовых вопросов. Он уже зарезервировал для нас гостиницу и договорился о встрече с командиром базы ВМС капитаном 1-го ранга Леннартом Фошманом.

На машине подъезжаем в штаб базы, где нас встречает адъютант Фошмана и по длинным и узким коридорам проводит к своему шефу. Это высокий, волевой и уверенный в себе человек, привыкший отдавать приказы, и не терпящий возражений собеседник. Он недавно заступил на пост начальника базы, до этого проходил стажировку в военно-морском колледже США, работал в шведском посольстве в качестве военно-морского атташе. Командование южной военно-морской базой в Карлскруне означает для него беспрепятственное продолжение карьеры и служебный рост.

Первое, с чем он обращается к нам, а вернее, к Просвирнину, заставляет нас недоумевать: вопрос задается таким тоном, словно мы сидим на скамье подсудимых, а Фошман представляет обвинение.

— Почему ваш флот ведет себя неподобающим образом?

Просвирнина удивляет и сам вопрос, и форма, в которой он поставлен. Обладатель тихого, деликатного голоса, уравновешенного характера и скромных манер поведения, за которыми скрывались твердая воля и принципиальность, он скорее похож на провинциального дореволюционного интеллигента, чем на строевого офицера Генштаба.

— Я имею в виду силовую демонстрацию ваших кораблей на рейде базы, — поясняет Фошман.