Александр Житинский - Виктор Цой

Собственно, я с менеджерами не работал. Это Витя с ними работал. Когда-то гастроли решались путем обсуждений. Витя, так сказать, отфильтровывал поступающие предложения – к нему они все шли. Или на меня выходили с предложениями. Я – к Витьке. Или к менеджеру. Он – к нему. А потом Цой объявлял, что так и так, есть предложение ехать туда-то, играть там-то. А позже уже планировалось по-другому, как все у нас планируется. Тур такой-то, такие-то концерты, десять дней перерыв – и опять… Все это, конечно, можно назвать работой, но творчеством никак не назовешь. Как люди творческие, мы мучились.

Конечно, были передышки на отдых, на запись. Но я хочу сказать, из-за чего возникали трения. Может быть, я смотрю с негативной точки зрения на все эти вещи. Но мне уже давно на гитаре играть не хочется. И я не играю. Музыку пишу на машинке, как у Курехина. А вообще, все было отлично. За границу ездили. Машины купили. Побились все на этих машинах…

А слава?.. Я же говорю, боролись за одно – напоролись на другое. Есть идеальное представление. А идеальное представление о каком-то понятии всегда отличается от реального воплощения этого понятия. Я хочу сказать, что слава в этой стране приобретает уродливые формы. Когда мальчишки стекла бьют в машине, как у меня во дворе. Все борются за славу, программа известная. И мы отработали ее до упора. А удовлетворение кончилось, не помню уже когда. Сначала было интересно, потом еще интереснее, а потом все меньше и меньше. Меньше было интереса к живому творчеству. Я говорю только о себе.

А Цой читал все письма, адресованные ему. Не знаю, что это доказывает. Он серьезно к этому относился. Очень ответственный человек был. От поклонников нас оберегали. С Белишкиным мы ездили еще впятером, обороты были небольшие. А когда в перспективе стала видна возможность прокручивать большие массы народа, понадобился более профессиональный менеджер. С большим радиусом действия. И когда стали ездить с Юрой Айзеншписом, появилась уже целая бригада администраторов – ребята молодые и разных размеров».

В Москве у Цоя образовался новый круг знакомых, который сильно отличался от ленинградского. Возможно, поначалу этот новый блестящий и гламурный круг позволял Цою испытывать некоторую гордость – возможно… Но я не верю, что Цой мог переродиться настолько, чтобы нутром не чувствовать фальшь этих отношений.

«И куда-то все подевались вдруг. Я попал в какой-то не такой круг…» – это он спел задолго до Москвы, но спел абсолютно провидчески.

Но они никуда не подевались – ни Свин, ни Наташа Науменко, ни Майк, ни Вишня. Они продолжали жить в Питере и любить Цоя, следить за его успехами и гордиться ими. И лишь иногда горько усмехались, видя, как их друг борется с деньгами и обстоятельствами.

В одном из интервью он сказал: «Единственное, что бы мне хотелось, это чтобы человек сохранял себя свободным от обстоятельств».

Похоже, что в последние годы жизни Виктору не удалось сохранить самого себя от этих обстоятельств, от круга ненужных людей, которые навязывались в друзья, от всей мишуры шоу-бизнеса и московского «полусвета». Внимание этого круга льстило ему, но он не мог не понимать цены этого внимания.

Иосиф Пригожин, музыкальный продюсер (из интервью порталу NewMusic.ru):

«– Я тогда работал у Айзеншписа водителем. Он вообще мой крестный отец в шоу-бизнесе – первый, кто протянул мне руку помощи. Я не только возил Юру, но и помогал ему: отправлялся с ним на переговоры, ездил по его делам, собственно говоря, знакомился с людьми в шоу-бизнесе. Так же было и с „Кино“ – я помогал Айзеншпису в работе с Виктором Цоем.

– До знакомства с Цоем вы были поклонником „Кино“?

– Я никогда не был ничьим поклонником, но мне очень нравилось творчество этих ребят. И по сей день нравится. Я считаю „Кино“ самой культовой и легендарной группой. По-прежнему общаюсь с ее участниками. Недавно мы встретились с Юрой Каспаряном, который был гитаристом. Сейчас он работает со Славой Бутусовым.

С Витькой нас связывала дружба. Он приезжал ко мне в Бирюлево на день рождения моего сына Димы, когда тому годик исполнился, был у меня на дне рождения. Я ездил к нему поздравлять с именинами.

– Что дарили?

– Уже не помню. Я тогда не мог себе представить, что когда-нибудь Виктор Цой может погибнуть! Это в голове не укладывалось. Вы будете смеяться, но у меня нет ни одной фотографии с Витей. Я никогда не любил лезть в душу…

Вообще Витька был золотым парнем. У меня не было ощущения, что я общаюсь со звездой. Он не выпендривался, не капризничал… Был просто КЛАССНЫМ парнем! Мы с ним дружили всего два года, но его смерть для меня стала большой трагедией. Могу честно сказать: полгода находился в состоянии шока.

– Где вас застала весть о смерти друга?

– Я узнал об этом в Волгодонске, занимался там какой-то культурной программой… Мне позвонили Юра Айзеншпис и Олег Толмачев, который работал его администратором. Именно Олег ездил забирать Витькино тело. По его словам, там ТАКОЕ было – караул! Просто каша.

– А какая была версия трагедии?

– Предполагали, что он уснул за рулем, когда ехал в Юрмалу. Он тогда ведь еще и сына хотел взять с собой… Витька обожал этот город, очень любил там отдыхать, постоянно мотался туда на рыбалку.

– Цой был заядлым автомобилистом?

– По-моему, нет. По крайней мере, похоже, до злополучного „Москвича“, на котором он разбился, у него не было машины – я возил его на своей „восьмерке“. А „Москвич“ мы вместе покупали. Это было, по-моему, в мае 1990 года. Так что на своей машине Витька проездил только три месяца. Думаю, он всего пару тысяч километров на ней накатал.

В то время на „Москвичи“ был самый настоящий бум, они считались последним писком моды, и так вот запросто их купить было трудно. Юрий Айзеншпис договорился с заводом, и мы подъехали на АЗЛК за машиной. Выбрали авто цвета мокрого асфальта. Отдали тридцать две с половиной тысячи рублей. Позже оказалось, что нас обманули на две с половиной тысячи, мы даже расстроились.

Цой сразу не захотел садиться за руль нового автомобиля. „Я что-то боюсь, – говорит. – Йось, давай садись ты за руль, а я рядом“. Помню, мы тогда только выехали на Окружное кольцо, и у нас закончился бензин. Я остановил какой-то грузовик. Водитель, увидав Цоя, был вне себя от радости. Даже попросил, чтобы Витька у него на спине расписался, так как под рукой не было бумаги. Я удивился. „Вить, – говорю, – и как они вас, узкоглазых, так узнают? Я, например, просто не врубаюсь! Как по мне, так вы все кажетесь, как негры, – на одно лицо! “

Добрались мы до Беляево, где жил Витя, выгнали со двора мою „восьмерку“ и поставили под брезент только что купленное новенькое авто. Поднялись в дом, попили чаю с конфетами, и я отвез Цоя на своей машине в аэропорт. Он тогда с Джоанной Стингрей улетал на гастроли в Японию. Больше мы с ним не виделись. Только созванивались несколько раз по телефону. Он был где-то на Эльбрусе, слышал мою песню, которую тогда крутили, – я как раз в то время пением увлекался. Хвалил!