Юрий Семенов - Комиссар госбезопасности

— Немедленно, — согласился Ярунчиков и спросил разведчика: — Где и как это надежнее сделать?

— Очень просто, до темноты все в разведке, сбор в девять вечера. — Антон развернул карту, указал на лесок севернее станции Кобыжча. — Здесь озеро, а западнее от него — брошенная ферма. Так вот сбор в сарае, крыша которого уцелела.

— Покажете на месте, — остановил Ярунчиков и приказал Грачеву: — Возьмите оперативных работников и взвод красноармейцев. Не мало будет?

— Да нет, — отмахнулся Антон. — Мы их поодиночке заловим.

— И чтоб ни один не улизнул! — построже предупредил Ярунчиков.

— Не уйдут, — в тон ему твердо заверил Грачев и помечтал вслух: — Такую игру можно затеять с абвером, ой, ой! Подкрепления будут слать…

Глава 23

Всего три дня ушло на подготовку чекистско-разведывательной группы Стышко перед заброской в тыл врага. В нее включили Лойко, Ништу и шестерых отобранных комсомольцев. Перейти линию фронта решено было тремя группами на участке 5-й армии. С Василием Макаровичем отправлялись бывший комсорг школы Леша Буланов, Платон Пилипчук и Сева Бугаенко. За дни учебы Ништа подружился с Романом Строкачем и Володей Рафаенко, поэтому его группа определилась вроде бы сама собой. Миша Глухов отправлялся на пару с Лойко почти что в свои родимые края с главной задачей — держать надежный контакт со Стышко и Ништой, связываться с центром по рации.

Будущие разведчики расположились на пустующей свиноферме у речки, в стороне от Броваров. Всем, кроме Миши Глухова, укоротили волосы, вроде они успели малость отрасти после заключения. Чекисты тоже облачились кто во что. Всем подыскали кирзовые развалюхи-ботинки, а на большущую ногу Стышко пошили новые. Неизвестно, где Грачев раздобыл каждому заношенную кепчонку. И когда Михеев пришел на ферму и увидел всех сразу переодетыми в обноски, он, сдвинув от удивления фуражку на затылок, с восхищением произнес одно слово:

— Натурально!

Выслушав доклад Стышко, комиссар пожал ему руку.

— Не прощаюсь, сапер, — сказал он с уверенностью в голосе и затем обратился ко всем: — Успехов вам, товарищи. На очень ответственное и опасное задание отправляетесь. Знать перемещение войск противника к фронту, иметь другие разведывательные данные о враге для нас жизненно необходимо. Это слова командующего фронтом.

В отделе Деревянко докладывал Михееву:

— В хозяйственных тылах не задерживается ни одного вагона с боеприпасами. Разгрузка идет моментально. А вот техника совершенно не поступает. Мой разговор с начальником тыла о нехватке саперных лопаток на передовой оказался бесполезным.

Молча и хмуро слушавший Михеев спросил:

— Вы были на передовой, в окопах?

— Нет, не довелось.

— Нынче же с заданием отправитесь в Киевский укрепрайон. Завтра, надеюсь, разговор о саперной лопатке вы повторите более настойчиво.

Анатолий Николаевич заметил на крыльце Плесцова, по его виду угадал какую-то добрую весть. Спросил:

— От Плетнева что-нибудь?

— Кононенко от него вернулся. Приехал Капитоныч.

— Где он?! — огляделся Михеев, не замечая на стоянке своего размалеванного желто-зеленого автомобиля.

— На заправку поехал.

— Скажи Капитонычу, пусть зайдет ко мне.

— Под бомбежку попал в Пирятине, капот осколками побило.

— Сам-то он цел?.. Значит, все нормально, — поднялся на крыльцо Михеев.

…Кононенко вручил Михееву донесение Плетнева. Разворачивая его, Анатолий Николаевич заметил:

— По-командирски: «Боевое донесение».

— Он там целое ополчение собрал, вооружил. С оборонительных работ увлек народ, — восхитился организаторской хваткой Плетнева Кононенко.

Михеев читал донесение, написанное мелким витиеватым почерком:

«Обстановка на участке прорыва мотомеханизированной дивизии противника остается прежней и напряженной. Разрыв между войсками КУРа и 5-й армией на отдельных участках увеличился до 40 км. В результате принятых мер на рубеже действия чекистской группы противник успеха не добился. Создан полк ополчения, батальон из тыловых подразделений. На правом фланге подошел полк 171-й стрелковой дивизии, только что прибыл на участок батальон мехкорпуса Туркова.

Плохо с боеприпасами. Потерь оперсостава не имею. Связь неудовлетворительная. Обстановку к концу дня доложу особо.

— Он там верхом на коне носится, шумит, — добавил Кононенко, видя, что Михеев прочитал донесение. — Пушки откуда-то пригнал…

Вошел Ярунчиков.

— Что за арестованных привезли давеча? — сразу с вопросом к нему Анатолий Николаевич.

— Коменданта переправы, майора, и командира взвода подрывников взял под арест. Мост не успели подорвать через Ирпень, тот, что возле Белгородки, и немцы проскочили, а потом машинка сработала, мост вдребезги разнесло, — доложил Ярунчиков.

Анатолий Николаевич постоял, задумчиво склонив голову, затем спросил:

— И как собираетесь квалифицировать их действия? Как пособничество врагу?

— Пособничество или нет, еще не знаем, только преступный факт налицо.

Михеев приблизился к Ярунчикову вплотную.

— Тут и знать-то нечего, прошляпили с машинкой… Преступной халатностью пусть занимается прокуратура.

Ярунчиков согласился.

— Вообще-то у меня самого возникала мысль вынести такое заключение…

— Что им тогда грозит?

— Разжалуют, наверно.

— Подготовьте заключение и доложите вместе с делом, — распорядился Михеев. — Им врага надо бить на передовой с винтовкой, а не у нас околачиваться!

И комиссар быстро ушел.

…Плесцов заканчивал докладную в Москву, начало которой — о положении на Юго-Западном фронте — Михеев написал сам, не сглаживая жестких выводов о том, какими неимоверными усилиями сдерживается враг.

— Давай, что тут получилось, — попросил Михеев, прерывая Ивана Михайловича, быстро вписывающего сбоку листа вставку. Заметил фамилию Пригода, спросил: — Что-нибудь получили от Михаила Степановича?

— Коротенькую радиограмму, вроде с трудом передал. Бьются в окружении. Части шестой армии перемешались с двенадцатой. Нет точных данных о силах противника.

— Я читал сегодня сводку штаба шестой армии. Она так и заканчивается: «Данные не проверены, требуют уточнения», — говорил Михеев.

Читая разборчивый рукописный текст докладной, он кивал головой, а когда закончил, сказал удовлетворение:

— Все, по-моему, верно, о чем, вы говорите, не успели записать?