Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг. - Коллектив авторов
Противник был пассивен, и для армии наступил период полного отдыха. Отпал ежедневный вопрос: куда пойдем? Отпали и острые переживания. И быстро такая покойная жизнь стала томить добровольцев. Они знали, что на верхах армии идет большая работа; что «предстоит и в дальнейшем тяжелая борьба. Борьба до смерти»; что генерал Деникин обратился с воззванием к русским людям «напрячь все силы, чтобы немедля соорганизовать кадры будущей армии и в единении со всеми государственно-мыслящими русскими людьми свергнуть гибельную власть народных комиссаров»; они знали и утверждение генерала Деникина: «Пусть силы наши невелики, пусть вера наша кажется мечтанием, пусть на этом пути нас ждут новые тернии и разочарования, но он – единственный для всех, кто предан Родине», но во всем этом для добровольцев не было ничего нового, захватывающего, возбуждающего.
Возбуждение стали вносить ежедневно доходящие слухи, в достоверности которых они быстро убеждались и которые приводили их в трепет и крайнее беспокойство.
Немцы в Ростове, и даже в Батайске и Ольгинской. Ими занят весь юг России. Что же это, как не величайшее военное поражение Родины?
Немцами созданы на теле Родины самостоятельные государства. Украина, Крымская республика и даже Донская республика! А на западе – Эстония, Латвия… Это – национальное поражение. Доходили и более детальные слухи: в этих государствах формируются их армии, в которых офицеры получают командные должности.
Наконец – сильнейший удар по патриотическому чувству: немцами формируются и особые русские армии для борьбы с большевиками под монархическим флагом. Не есть ли это желание их освободить Родину русскими руками, но сделать ее в вассальной зависимости от себя и поставить в ней монарха «милостью» Германии и ее кайзера?
Что могла противопоставить всему этому маленькая, бедная, безоружная Добровольческая армия? – вопрос, стоявший перед всеми. «Ничего», – с отчаянием утверждали одни. «Мечтания», – говорили другие. Большинство молчало, потрясенное драмой.
А между тем и состояние самой Добровольческой армии всем казалось определенно до предела критическим. Ставился даже вопрос: быть ли ей? Донцы, прошедшие с ней Кубанский поход, просились о переводе в Донскую армию. Не отпустить их было невозможно. С их уходом один только Партизанский полк уменьшался в численности наполовину. Сильно ослаблялись кавалерийские части. Ушел генерал Богаевский на высокий пост в Донском правительстве. Нельзя было не освободить от службы учащуюся молодежь, на долю которой пришлись непосильные испытания. С ее уходом 5-я рота Офицерского полка могла прекратить свое существование. Распущен был разложившийся Чехословацкий батальон.
При таком положении в армии, имеющей двух сильнейших врагов: внешнего и внутреннего, даже для крепких духом и волей добровольцев, впереди не виделось ничего отрадного. Можно ли думать о какой-то борьбе? Россию охватила зловещая тьма, и она проникает в души и сердца бойцов: она затуманивает их сознание и готова угасить в каждом искру его сокровенной любви к Родине. Но… может быть, «светоч», несомый армией, о котором говорил генерал Алексеев, только и могущий гореть, когда горячи искры у бойцов, все же виден во тьме многими людьми и напоминает им о бело-сине-красном символе?
В бойцах шла внутренняя борьба, чтобы им ответить на вопросы: быть или не быть армии? Быть или не быть России?
Генерал Деникин подтолкнул их на быстрое решение, на тот или иной ответ. Ввиду того, что для многих окончился 4-месячный срок обязательства служить в армии, которое они подписывали, когда вступали в ее ряды, генерал Деникин отдал приказ: желающие оставить армию пусть подадут об этом рапорта. Перед открытой дверью пришлось задуматься. Немногие оказались откровенны и признавались в желании подать рапорта; многие – ушли в себя и молчали; но часть твердо заявила – они остаются. Эти словесные пока заявления вывели у каждого добровольца его внутреннюю борьбу наружу – в среду всех его соратников. Решившие остаться говорили о высшей Совести – долге перед Родиной; упрекали…
Но приказ генерала Деникина приводил лишь к малому; он освобождал армию от морально ослабевших бойцов; он сохранял ее, сохранял на какой-то срок, однако не крепил ее. Для этого требовались иные меры, и они были приняты командованием.
* * *
5 мая в станице Мечетинской были собраны эмиссары частей, с которыми вели беседу генерал Алексеев и генерал Деникин.
Генерал Алексеев говорил о внешнем положении, главным образом касаясь немцев. Он считал, что немцы были и остались врагами России, поэтому с ними недопустима какая-либо связь. С ними – ни мира, ни войны.
Генерал Деникин говорил об единственной задаче Добровольческой армии – борьбе с большевиками и освобождении от них России. Он говорил, что армия может идти только под национальным флагом, но не под монархическим или республиканским. «Какое право имеем мы, маленькая кучка людей, решать вопрос о судьбе страны без ведома русского народа? Армия не должна вмешиваться в политику. Единственный выход – вера в своих руководителей».
Начальникам было поручено передать в свои части, что армия не одинока: из Румынии пришел и теперь находится в Новочеркасске отряд полковника Дроздовского, поднимается Кубань, и ежедневно сотни казаков присоединяются к армии. Борьба с красными на Дону успешно развивается, освобождаются все новые и новые станицы и округа, и казаки вливаются в свою армию.
Потом старшие начальники делали доклады о состоянии своих частей. Далеко не все потеряно, и нужны лишь некоторые меры для поднятия духа; нужно более тесное общение начальников с подчиненными. Генерал Марков говорил твердо и убежденно: его бригада продолжает верить своим вождям и пойдет за ними.
Переданный в тот же день в части разговор с вождями произвел на всех благоприятное впечатление.
6 мая, т. е. на следующий день, в Егорлыцкой состоялся парад гарнизона станицы: 1-й и части конных бригад и Донского отряда этой станицы, который принимал генерал Деникин и на котором присутствовал генерал Алексеев. Бодрый вид частей говорил о преданности своему командующему.
Во время парада был торжественный момент производства «полевых юнкеров» в офицеры. Кадеты старших классов кадетских корпусов, с Ольгинской – «полевые юнкера», теперь за боевые подвиги, за выказанное мужество и жертвенность получили заслуженную награду. Части кричали искреннее и громкое «ура» молодым офицерам. В ближайшие дни им был обещан отпуск, что увеличивало их радость.
Вечером этого же дня вожди беседовали со
