Вольдемар Балязин - Русско-Прусские хроники

И они пошли По свету, и несли свет Божественного Учения, и все это каждый добрый католик знает из книги евангелиста апостола Луки «Деяния Апостолов».

И потом было написано много книг благочестивых и праведных, и их читают католики, но было изблевано также и много еретических писаний, особенно после появления на свет богомерзких выползней — Лютера, Кальвина, Цвингли, Меланхтона и им подобных, совративших с пути истинного миллионы христиан.

И вот, чтобы противостоять их лжи и баснословию о трудах и деяниях четырех равноапостольных мужей — двух осененных благодатью Великих Богословов — Карлы Трирского и Ангела Барменского, и двух Великих Понтификов — Илии Святого и Василиска Великого, — последний из названных мною и написал «Позднехристианскую историю (Краткий катехизис)» и из величайшей скромности не стал украшать обложку книги своим именем.

Истинно скажу вам, дети мои, что «Позднехристианская история» имеет не меньшее значение, чем Ветхий или Новый заветы. Она превосходит все, что вышло из-под пера человеческого, включая и «Деяния Апостолов», «Послания апостола Павла» и даже «Псалтырь». Эта книга справедливо может быть названа «Новейшим заветом», и потому крупнейшие богословы мира, как только она появилась, не без оснований сравнивали воистину богоравную, мудрейшую и величайшую книгу Василиска Великого и с «Посланием к Коринфянам», и с «Нагорной Проповедью», и с «Откровением Иоанна Богослова», и с «Экклезиастом», справедливо отмечая, что книга Василиска Великого не только равна любой из них, но имеет и несомненные преимущества перед ними, ибо она яснее Откровения Иоанна Богослова, часто называемого «Апокалипсисом», в котором, несмотря на его богооткровенность, есть много скрытого, много непонятного, а также и потому, что она написана языком более прекрасным, чем «Экклезиаст», до того считавшегося образцом ранней классической церковной стилистики.

В книге же Василиска Великого мудрость проповедей Христа сочетается с силой речи Иоанна Богослова и изяществом «Экклезиаста», но есть в ней и первозданная простота Учеников Христа — Луки, Марка, Матфея и Иоанна, оставивших нам четыре Евангелия.

Евангельская простота слога сделала книгу Василиска Великого любимым чтением простого честного труженика — ремесленника и пахаря, храброго ландскнехта и высокоученого богослова.

Вместе с тем за кажущейся простотой книги скрывается необычная глубина мысли, недоступная перу простого смертного и осиянная неземным светом богооткровения.

А я, ничтожный из смертных, удостоился великой чести и великого доверия, когда именно мне было указано переложить Новейший завет «Позднехристианскую историю» для всех «Любящих Христа» и сочувствующих великому всемирному католическому движению.

Таким образом, я ответил на первый вопрос: «Для чего нужна эта книга каждому католику?»

А теперь отвечу и на второй вопрос: «Почему эта книга появилась именно тогда, когда она появилась?»

Сказано в Писании: «Время собирать камни, и время камни разбрасывать». И вот оно наступило это время, и величайший богослов всех времен — живое воплощение Иоанна Богослова, коего, как вы знаете, усыновила Богородица, после конца земной жизни Сына ее, наконец, собрал камни. И эти тяжелые камни неотразимых противоеретических аргументов он обрушил на головы современных еретиков подобно небесному камнепаду, павшему по божьему соизволению на головы пяти царей Аморейских.

Кто же эти современные еретики? Это те, кто долго таился возле престола Василиска Мудрого и, ловко прикидываясь агнцами и горлицами, оказался хуже гиен, шакалов и ехидн.

Эта книга посвящена тому, как Василиск Великий распознал их и побил камнями, как побили камнями и сожгли нечестивого Ахана со всем его семейством в долине Ахор[63].

И написал он ее именно тогда, когда она была нужнее хлеба голодному, важнее воды в пустыне, желанней, чем здоровье для недужного, ибо в это время враги церкви попытались отобрать у нее хлеб и воду и напустить на нее порчу.

И Василиск Великий нанес всем им сокрушительный и молниеносный удар.

О том, как этот удар подготавливался, вы и узнаете в следующей главе книги.

Здесь Эмиль с шумом захлопнул книгу и сказал утомленным голосом:

— Вопросы есть?

Мы сидели ошарашенные и оглушенные — пустая трескотня и напыщенность, многословие и славословие не просто поразили, но буквально сокрушили нас. И, сидевший рядом со мною Иоганн Томан, быстрее всех сообразив, что нас ожидает на этих «Чтениях» в течение целого года, проговорил устало, но вместе с тем и с одновременной ласковой почтительностью в голосе:

— Все ясно, брат Эмиль, да воздаст вам Господь за ваши труды и усердие.

Эмиль благословил нас всех и, довольный, сошел с кафедры.

…Я пощажу тебя, любезный читатель, и не стану более описывать почти ничего из того, о чем рассказывал нам знаменитый богослов Хубельман, тем более что все это, но в более полном изложении, я еще раз услышал в семинарии и вот тогда-то и расскажу тебе обо всем по порядку, чтобы ты мог и попечалиться, и повеселиться вместе со мной, и посочувствовать мне, слушая квази- и псевдоученые лекции и беседы моих высокоумных наставников[64], страдающих от всего этого, как мне кажется, не меньше нас, семинаристов.

Несмотря на то что всякое слово Василиска Великого было священным и непререкаемым, и покушение на инотолкование его и даже перестановку параграфов в любой из его проповедей, не говоря уже о «Позднехристианской истории» Эмилю Хубельману было позволено начинать изучение великой книги с ее «Четвертой капители», которая называлась «О диалектическом и догматическом богословии» и считалась самой сложной во всей книге.

Излагая эту «Капитель», я постараюсь опустить излишнее суесловие Хубельмана и его славословия папе Василиску, а остановлюсь лишь на ее сути.

Знаменитая «Четвертая Капитель» начиналась с краткого изложения трактата Илии Святого «Три источника и три составных части католицизма». Источниками католицизма Илия вслед за отцами — участниками Константинопольского собора, собиравшегося в 381 году после Рождества Христова, объявлял Святую Троицу — Бога-Отца, Бога-Сына и Бога — Духа Святого.

Этот догмат, что три источника католицизма, по сути дела, представляют собою единый неразделимый источник, следует принять на веру, ибо он непостижим для человеческого разума, как и сам догмат о Троице, как и тройственная сущность божественной ипостаси.

Мы, конечно, своим слабым человеческим разумом ничего этого не поняли, но на веру приняли, ибо и все остальное Учение очень часто надо было также принимать на веру. Эмиль говорил, что Учение — нерушимая стена, и если из этой стены вынуть хотя бы один кирпич, то диавол тут же влезет в эту дыру и будет расшатывать стену, и она в конце концов покроется трещинами и рухнет.