Александр Шмаков - Каменный пояс, 1977

Недалеко от Малой Узени мы увидели роторный экскаватор, рывший траншею. Следом за ним двигалось около десятка трубачей «Катерпилларов». Они пеленали трубу блестящей черной пленкой и бережно, как ребенка в люльку, укладывали на дно траншеи. В небе, спугнутые вертолетом, кружились чайки. Рядом паслось стадо овец.

Бригадир изоляционной колонны, Михаил Яковлев протягивает руку в сторону стада, неожиданно улыбается:

— Овцы-то думают, как пройти домой. Утром, мол, степь как степь. Вечером — траншеи, трубы, тракторы.

Через несколько дней степь разгладится и только останется на ее теле чуть приметный рубец. А через год, где сейчас дыбится земля, упруго выгибается над траншеей тонкий стан трубы, вновь заколосятся хлеба, и вместо американских «Катерпилларов» будут рокотать «Нивы», «Колосы», «Сибиряки».

Такие скорости по душе Михаилу Яковлеву, и он, человек бывалый, не скрывает своего восхищения. А ведь в тот день, когда мы были в колонне, исполнилось пятнадцать лет работы Яковлева на подземных магистралях. В разных концах страны он изолировал и уложил в траншеи около тысячи километров труб.

Здесь, на трассе интергазопровода, все измеряется циклопическими масштабами. Диаметр трубы — почти полтора метра, мощность изоляционной колонны — 2280 лошадиных сил, суточный шаг колонны — более двух километров. Колонну Яковлева называют горячим потоком. От трассы к трассе этот поток становится стремительней и жарче.

Рядом с американской техникой работает не менее мощная советская. Трехсотсильным роторным экскаватором Челябинского тракторного завода управляет Владимир Голанский. Он один, едва касаясь рычагов машины, за час вырывает три тысячи кубометров земли, готовя за это время триста метров траншеи. Работать на такой крупномасштабной стройке, управлять такой техникой Голанскому, безусловно, нравится. Иначе чем объяснить тот факт, что Владимир, имея в Москве хорошую квартиру, перевез сюда свою семью. В этом же управлении и здесь же работает его жена Нина. Его сынишка живет в новорожденном поселке строителей и ходит в местную школу, в четвертый класс.

Приехал сюда и младший брат Владимира — Григорий. Не в гости — работать.

В Палласовке Волгоградской области — крайней точке первого участка трассы — на советской базе полуавтоматической поворотной сварки труб мы познакомились с Евгенией Ивановной Громовой, единственной почти на трех тысячах километрах стройки женщиной-сварщиком. Высококвалифицированным сварщиком, пятого разряда. Судьбой Громовой, заведующей сельским клубом под Рязанью, распорядился в 1970 году газопровод, который прокладывали тогда около ее деревни. Два года работала подручной и отстаивала право на получение специальности.

Теперь щиток да электродный держак — надежные инструменты ее самоутверждения…

В степи под Алгаем

В тех местах, где на общесоюзной карте бледно-фиолетовое облако Саратовской области нависло над закрайком бурого поля Казахстана, нам довелось испытать хлябей небесных и степных. В июльские дни небо вылило на пересохшие ковыли почти годовую норму. А что сделалось с дорогами? За шесть часов езды из Чижи в Алгай наш вездеход не преодолел и сотни километров. Мы гипнотически, стараясь приободриться, поглядывали на стрелку спидометра, пляшущую на первых делениях, переводили взгляды на проселок, похожий на лиман.

Наконец дождь перестал, пасмурное месиво с грехом пополам оформилось в поднимающиеся тучи, а линия горизонта переползла далеко вперед и снова зацепилась за что-то, поджидая нас. Вдали показалось желтое пятнышко, оно незаметно увеличилось, и мы стали понимать, что движемся. Через полчаса пятно превратилось в «Колхиду», уткнувшуюся в кювет, с желтой цистерной на прицепе. На горловине цистерны приплясывал босыми ногами длинный парень в одних плавках, и припляс этот был посвящен нашему вездеходу. Из кабины вылез молоденький паренек, заспанный и измученный.

Не успели прицепить трос к «Колхиде», как мы уже знали, что потерпевших зовут Володями (первый — Зелинский, второй — Четверяков), оба москвичи и оба добровольно приехали сюда строить газопровод. Ездили они из Алгая в Уральск за керосином для вертолета, но неудачно, и возвращаются порожняком. В кювете просидели сутки. Без еды и без курева.

Рассказывал Володя Четверяков, вмиг забывший путевые неурядицы. Зелинскому было не до рассказов. В плавках и резиновых сапогах, измазанный грязью и мазутом, он бросал свое длинное тело на сиденье, давил на газ, помогая нашему вездеходу, выскакивал, копал под колесами, мчался к баранке.

Когда «Колхида» была вытащена, я, прихватив из наших запасов кусок колбасы и батон, перебрался к Володям. Зелинский, еле успевая управляться с баранкой, на мое предложение перекусить, отказался. Наверное, совестился от того, что мы стали не только свидетелями его, бывалого шофера, промашки, но и помогли ему выбраться на дорогу, а теперь, его голодного, пытаемся накормить.

Володя Четверяков не церемонился.

Мотор надрывался, в кабине пахло горелой резиной и перегретым металлом, «Колхиду» мотало от обочины к обочине. С разбегу преодолев лужу и подъем на высокую насыпь, мы оказались на большаке. Машина пошла резвее.

Разговариваем с Зелинским.

— Гонял я на самосвале по Москве. Работа не пыльная, но надоело. Перешел в трест Союзпроводмеханизация. База его в столице, а сам строит по всей стране. За полтора года изъездил пол-Европы. Это мне нравится.

— И даже вот такие дороги?

Зелинский отрывает взгляд от колеи, смотрит на меня:

— А вам нравится ваша поездка? Мама вот так же. Пишет: увольняйся, замерзнешь еще где-нибудь. Отвечаю, что пока у тебя, то есть у матери, здоровье хорошее, да пока сам молодой и холостой, страну посмотреть надо… Заработки, конечно, хорошие. Но, честно говорю, деньги меня меньше всего интересуют. Скучно проектировать жизнь только по двум координатам: деньги да работа не пыльная.

Впереди на рыже-зеленом полотне степи показалась черная кайма. Подъезжаем к трассе газопровода.

— Меня начальство к Зелинскому вторым номером приставило, — заговорил Четверяков. — По степи, согласитесь, ездить не то, что у нас в Москве. Всякое может случиться. В аварии — помочь. Заболел первый номер — за рулем сменить.

Когда пересекли трассу газопровода, Зелинский крутнул баранку, пустил машину по узкой колее вдоль разбросанных труб.

— Заедем к твоему отцу, — сказал он Четверикову.

— Что мы у него забыли! — отозвался тот. Но Зелинский поддал газу. Проскочил мимо армады трубачей «Катерпилларов». Немного дальше — одинокий бульдозер. Из его кабины тяжело спрыгнул пожилой человек. Памятное у него лицо. Все в глубоких складках морщин, а глаза… Смотрят на тебя, будто голубые молнии сверкают, и в то же время кажется, что не видят они ничего и что молнии-то эти вовсе не молнии, а не отпускающая душу тоска.