Бен Брайант - Командир субмарины

Какими бы скучными ни казались нам эти задания, мы сумели в огромной степени обеспечить жизнь нашим командам. И Макхарг, и Синклер получили ордена "За боевые заслуги". В первом раунде на трех субмаринах вышли на задание шесть команд. Меня страшно огорчила потеря одной из моих команд. Но к счастью, вернувшись, мы узнали, что единственной пришедшей на встречу и благополучно совершившей свое задание стала именно наша вторая команда - и это из всех трех субмарин. Еще одна вернулась на Мальту - ей пришлось пройти 57 миль в открытом море в хилой, подверженной стихиям лодке. И все это расстояние было пройдено на веслах. Из-за стертых до полного обнажения мягких тканей рук моряки попали в госпиталь. Это, несомненно, стало выдающимся подвигом. А произошло все из-за того, что водолазы не смогли на обратном пути найти свою субмарину. Необходимо было придумать лучший способ определения позиции субмарин, и впоследствии это уже происходило с помощью акустических систем, путем подводной передачи звука.

На самом деле этот поход, конечно, не остался совершенно безрезультатным. Однажды, при слабой видимости и дожде, на нас вышла тяжело груженная шхуна. В таких условиях мы оказывались практически незаметными, и несчастный корабль был потоплен. Он исчез, как обычно говорили немцы, "бесследно". Не слишком почетный для нас успех, хотя на войне все считается допустимым. Сейчас у меня на столе в качестве пепельницы стоит гильза от расстрелянного в той атаке снаряда. В минуты разочарования, задумываясь о несовершенстве людей, я нахожу ее полезным напоминанием о неприятном опыте собственной жестокости.

Глава 16.

Мой последний боевой поход

Мартовским весенним вечером, когда "Сафари" выскользнула из гавани Алжира, я ощущал себя тем самым десятым маленьким негритенком. К этому времени мы ходили в Средиземном море уже целый год, и в течение этого года погибли все те немногочисленные офицеры-подводники, которые еще оставались на службе. Во время кампании в Северной Африке потери подводного флота союзных войск составляли около 50 процентов, причем главный удар пришелся именно на британские субмарины. А в самое последнее время, среди прочих, пропала и лодка "Турбулент", командир которой Тибби Линтон оставался последним из моих сверстников в Средиземном море. Немало прочих наших товарищей уже ушли, и их место заняли блестящие молодые офицеры, но моя душа с трудом принимала новое поколение, тоскуя о друзьях.

Странно, но казалось, что некоторые предчувствовали приближение конца, словно ощущая мрачные знамения. Иногда человек внезапно менялся, словно теряя волну внутреннего энтузиазма, ту самую беззаботную уверенность в себе, которая внушает, что ничего плохого произойти не может. Я не перестаю размышлять о взаимосвязи событий: то ли у моих товарищей появлялось некое шестое чувство, позволяющее им ощущать за своей спиной смертельную опасность; то ли, напротив, начинало сказываться перенапряжение, и люди теряли боевую интуицию и хватку, которые и помогали им бороться и выживать. Но Тибби казался совсем иным. Ему предстояло заслужить свой крест Виктории посмертно, после того, как его субмарина "Турбулент" подорвалась на мине, выполняя рискованную, но тщательно продуманную операцию по уничтожению двух итальянских крейсеров, прятавшихся возле острова Маддалена.

Однако тот весенний вечер нес с собой куда больше, чем просто приятную погоду, он сигнализировал о том, что Средиземное море начало прогреваться и скоро за его температурными скачками сможет спрятаться субмарина - точно так же, как самолет прячется за облаками.

Но времени на длительные размышления не оставалось; первые часы похода, так же как и последние, несли с собой особую опасность. Конечно, вражеский флот вряд ли мог подойти так близко к Алжиру. Но воздушные асы всегда остаются воздушными асами, поэтому существовала реальная опасность, что Королевские воздушные силы совершат ошибку и утопят нас еще до того, как мы сможем воплотиться в свое второе "я", то есть стать бдительной командой патрулирующей боевой субмарины. Всего лишь за несколько походов до этого, едва мы вышли из порта Алжир, нас атаковал самолет "Веллингтон". И хотя мы успели погрузиться как раз вовремя и его глубинные бомбы не нанесли нам повреждений, он ни за что не смог бы найти нас на поверхности, успей мы войти в свою обычную боевую форму. Только достигнув абсолютной концентрации воли, оказывалось возможным заострить разум настолько, что он начинал интуитивно ощущать и понимать невидимое и без единого слова или сообщения воспринимать затруднения вахты, несущей службу на мостике.

Мы вновь оказались в Тирренском море, возле восточного берега острова Сардиния, где год назад мы совершили свое первое погружение. Сейчас мы представляли собой уже совсем иную команду, не потому, что изменился списочный состав, хотя и в этом смысле произошли некоторые сдвиги, а потому, что сейчас мы стали сплоченной боевой командой. Тогда некоторые из нас ворчали, еще не увидев военных действий, недовольные невозможностью выспаться из-за поломок и маневров. Сейчас же, потопив не менее тридцати вражеских кораблей и избежав смерти от сотен глубинных бомб, мы моментально вошли в бесконечный круговорот патрульной жизни, с теми же авариями и передвижениями, которые мы знали уже очень хорошо. И все-таки слишком хорошо их не может узнать никто.

Мне нравилось побережье Сардинии. Хотя оно и не отличалось изобилием целей, мы провели там два вполне приличных патрулирования. Утром на заре ветерок доносил с берега совершенно восхитительные запахи вересковых пустошей и рождал ностальгические мысли о родных местах: так хотелось побродить там с ружьем или посидеть с удочкой. Но что касается меня лично, то для меня вереск имел небольшой изъян: он неизменно вызывал у меня приступ сенной лихорадки.

В походе все старались находиться на своих местах, чувствуя, что каждая потерянная секунда может иметь роковые последствия. На практике же всегда оказывалось, что, прежде чем попадалась приличная цель, приходилось немало потрудиться, рассчитывая, планируя и выжидая.

Атаки глубинными бомбами и преследования воспринимались субмаринами как неизбежное зло, следующее за атакой, - так же, как ночь следует за днем. Они представляли собой нечто, что необходимо выдержать, пусть и с большим трудом. Это нечто захватывало, так как для того, чтобы спастись и выжить, требовалось мобилизовать все мыслимые и немыслимые средства. А выжить нужно было, чтобы продолжить свое главное дело - охоту на военные корабли. Настоящее волнение и охотничий талант приходили ко мне, да надо думать, и к другим, в погоне, а достигали кульминации в момент атаки. Все происходящее потом больше походило на спад. Если торпеда прошла мимо цели и атака оказалась неудачной, все вокруг окрашивалось в черный цвет и положение казалось совсем никуда не годным, как, впрочем, это и было на самом деле. Шум и кутерьма, вызванные уничтожением судна и попытками спасти тех из моряков, кого еще можно было спасти, всегда нарушали сосредоточенность противника на охоте.