Роберт Леки - Каска вместо подушки

Зрелище чрезвычайно расстроило меня, и я отдал последний долг оторванной от человеческого тела руки почтительным наклоном головы. Затем я решил идти дальше, но предварительно следовало оглядеться.

На противоположной стороне аэродрома я увидел другие танки, вокруг которых лежали трупы. Среди них рыскал Сувенир, как всегда вооруженный фонариком и щипцами. Его волнистые усы топорщились в предвкушении богатой добычи. Это был последний грабительский набег Сувенира на рты мертвых врагов. Часом позже он был убит во время наступления на позиции противника. В этой же вылазке погиб лейтенант Коммандо. Да покоятся они с миром.

Наши потери были очень высокими. До конца дня в 1-м полку они составили около 500 человек, то есть примерно 20 процентов. И это только в первый день.

Мы опять наступали. Нашей целью стал Хребет Чертова Носа. Это была высота, хорошо видная с аэродрома. Находясь на ней, противник имел все преимущества. Двигаясь по плоской поверхности кораллового рифа, на котором не было ни одного углубления или другого естественного укрытия, мы были видны засевшим на высотке японцам так же хорошо, как глиняные утки в тире. Но другого пути не было, и нам предстояло его преодолеть. Пулеметы поливали аэродром дождем пуль. Снаряды минометов обрушивались со спокойной регулярностью автомата. Создавалось впечатление, что японцы подсчитали, при какой плотности огня убьют больше всего наших, и теперь методично и неторопливо делали свое дело, вполне удовлетворенные результатом. Морские пехотинцы падали. Они пригибались и, шатаясь, продвигались вперед. Они падали на колени и снова вставали. Их отбрасывало взрывами, no они поднимались и упрямо стремились вперед. Наступление продолжалось.

День умирал, оглашенный хриплыми криками о помощи. Порожний транспортер из другого подразделения по ошибке попал в наш сектор. Заметив его, лейтенант Рысак запрыгнул на борт и приказал водителю двигаться к линии фронта. Он хотел вывезти раненых.

Но водитель не стремился получить лавры героя и не спешил подчиняться. Он был из другой части, он устал и не видел ни одной причины подчиняться незнакомому офицеру. Он ответил, что не может выполнить приказ. Рысак заявил, что ему все же лучше подчиниться. Тогда водитель отказался открыто.

Рысак достал пистолет, прижал ствол к голове водителя и вежливо попросил поскорее отправить свою задницу туда, куда ему приказали. Водитель тут же позабыл все свои аргументы и направил транспортер в указанном направлении. Рысак получил военно-морской крест за храбрость, проявленную на Гуадалканале. За отвагу на Пелелиу он был награжден еще одним, по, к сожалению, посмертно. Он погиб во время атаки на долговременную огневую точку противника. Да покоится он с миром.

Стемнело, но первый день сражения все еще продолжался. Мы отошли назад, чтобы укрепить захваченные позиции. Вместе с Грязным Фредом мы устроились в глубокой воронке. Я снова попытался заставить себя поесть, но не преуспел в этом. Напряжение было столь сильным, что мой желудок наотрез отверг любую пищу. Воды на дне воронки больше не было, пришлось выползать и отправляться к берегу на поиски. Возможно, нам все же доставили свежую воду взамен испорченной, смешанной с бензином, от которой слишком многим людям было плохо. Я осторожно пробирался через кустарник.

С другой стороны из темноты возник Бегун.

— Цыпленок умер, — сообщил он. — Дурачок сам вытащил иголку, которую санитар воткнул ему в руку, чтобы влить плазму. Ты же знаешь, каким он был. Упрямым, как я не знаю что. — Он покачал головой. — Конечно, может быть, он бы все равно умер. Очень уж серьезно его зацепило. Но он не захотел даже попытаться помочь себе. Вот дурачок. — Бегун внимательно смотрел на меня сквозь темноту. Мне показалось, что в этот день он чем-то отличился и теперь борется с желанием рассказать мне. — Ну, знаешь, сегодня заварушка была действительно крутой, — возбужденно начал он. — Спроси Хохотуна, он не даст соврать, на Гуадалканале, если сравнивать с сегодняшним днем, мы просто хлебали жидкий чай. Бой был суровый. А нам говорили, что здесь будет легко! Ты бы видел, что было, когда на нас пошли танки! Мы остановили их, имея только пулеметы и ручные гранаты! — В голосе Бегуна явственно звучали нотки триумфа.

— А как остальные?

— Нормально. Хохотун и Здоровяк в порядке. Джентльмена ранило, но не очень серьезно — повезло ублюдку. — Выговорившись, он снова посмотрел на меня. — А как ваши парни?

Я рассказал ему о Либерале и остальных, и его лицо потемнело.

— После этого дельца нас останется немного. Между прочим, ты заметил, что здесь собрали только ветеранов?

Я молча кивнул.

Я спросил, нашел ли он воду, но он, вместо ответа, опрокинул свою флягу кверху дном. Мы пошли обратно, думая каждый о своем.

— Ты помнить, — начал Бегун, — ребят, которые дошли еще на Гуадалканале? Мы тогда считали, что все они жалкие слабаки — сдались так скоро. А ведь они счастливее нас с тобой. Им не пришлось пройти через все это дерьмо.

— Может быть, — не стал спорить я, — по они и в Мельбурне не были.

— Тоже верно, но знаешь, сейчас я меньше всего думаю о Мельбурне. Я даже стал молиться, много молиться, хотя никогда не считал себя слишком религиозным человеком.

Я никогда не видел Бегуна таким серьезным. Я вспомнил, как отец Честность крестил его на Павуву. Он тогда был совсем другим. Тогда все было другим. В прошлом остался Гуадалканал, а с ним и языческая наивность первого боя. Насколько было бы проще снова стать язычником и отказаться воспринимать вещи всерьез.

Мы простились на краю воронки. Как мне не хватало моих друзей!

Было совсем темно, и, судя по наполнявшим ночь звукам, сражение возобновилось. Го там, то здесь на позициях слышались винтовочные и пулеметные выстрелы. Неожиданно я понял, что выстрелы и очереди тоже могут звучать по-разному. Сейчас в них слышался гневный протест, словно морпехи негодовали из-за вторжения ночных незваных гостей — так фермеры изгоняют из своих владений браконьеров. Даже темнота отступила — наши стали использовать осветительные ракеты и бомбы. Точно такие же освещали нашу вторую ночь на Гуадалканале. Только тогда они были сброшены над крышей джунглей — зеленой, непроницаемой, мрачной.

Потом над нашей головой понеслись ракеты, издавая зловещее шипение. Не позавидуешь тем, на чью голову они обрушатся. Кто-то из сидящих в воронке высказал предположение, что японцы пробили брешь в наших позициях, а ракеты понадобились, чтобы «заткнуть» образовавшуюся дыру сталью. Я попытался урвать момент и хотя бы немного вздремнуть, лежа в сторонке и прикрыв каской лицо, но это оказалось невозможным. Ночь превратилась в сплошной кошмар бодрствования.