Дорогой читатель. Неавторизованная автобиография Ким Чен Ира - Michael Malice
"Рисовые шарики. Те самые рисовые шарики, от которых отказались попавшие в ловушку солдаты. Такие же, как эти, мне очень понравятся".
"Мы не можем подать вам рисовые шарики!" - воскликнул офицер.
"Ну что вы. Я ел рисовые шарики в годы Отечественной освободительной войны и в дни послевоенного восстановления. Все наши люди ели. Когда я учился в школе, я заворачивал рисовые шарики в бумагу и клал их в карман, чтобы в перерыве между уроками съесть их с друзьями на траве. Я и сейчас люблю есть их время от времени, чтобы вспомнить трудные прошлые дни и набраться сил для их успешного преодоления. Вообще, рисовые шарики - идеальная еда для нас, революционеров, когда мы путешествуем".
"Нет, товарищ. Мы не можем угостить вас рисовыми шариками, потому что нам нечего вам предложить. Мне очень, очень жаль". И тут мужчина начал плакать.
Я подошел и похлопал его по спине. "Все в порядке, все в порядке. Не беспокойтесь обо мне. Я буду есть все, что вы едите, все одинаковое. Мне даже не нужна небольшая порция, поскольку я тороплюсь. Ты же знаешь, как это бывает, я часто остаюсь без твердой и своевременной пищи. Что же мы будем есть?"
Офицер снова выпрямился, чтобы привлечь к себе внимание. "У нас есть кимчи, товарищ".
"О, замечательно!" быстро сказал я. "Кимчи - мое любимое блюдо. Это даже лучше, чем рисовые шарики. Я собирался предложить кимчи, но не стал, потому что не был уверен, что у вас они есть. Знаете ли вы, что корейцам не хватает определенного пищеварительного фермента, который дает кимчи? Это потрясающе. Какое замечательное угощение".
Уголком глаза я заметил, как один из солдат-строителей пытается привлечь внимание командира. Молодой человек пытался хитрить, но, видимо, он больше подходил для строительства, чем для коварства; я не мог не заметить его. Командир взглядом приказал ему замолчать, но я все равно жестом попросил молодого солдата говорить. Не зная, как поступить, взгляд солдата метался туда-сюда между нами двумя. Наконец он набрался смелости и сказал то, что хотел. "У нас есть еще кое-что поесть, товарищ".
Теперь командир откровенно накричал на солдата. "Я уверен, что вы ошиблись!"
"А я уверен, что нет", - вмешался я. "Чем еще вы можете поделиться? Я знаю, что вкус будет превосходным, просто благодаря компании, в которой я нахожусь".
Молодой солдат поднялся, сильный и высокий. "У нас также есть каша".
"Грюэль?"
"Каша", - кивнул он. Этот молодой солдат просто предлагал все, что у него было, своему дорогому вождю. Он явно не хотел предлагать кашу "повелителю каши" и не понимал смысла своих слов - но если его командир понимал, то он понимал.
Внезапно я начал улыбаться. Без всякого усилия мой рот растянулся в гримасу. Ситуация на Анбийонской молодежной электростанции была абсурдной, как и ситуация во всей КНДР. Ничто не работало так, как должно было работать. Если меня нельзя было обвинить в том, что я породил эти ужасы, то уж точно можно было обвинить в том, что я их не исправил. "Товарищи, - вздохнул я, - пожалуй, я все-таки откажусь от обеда. У меня еще много других объектов, которые нужно осмотреть, и я не хочу, чтобы день прошел впустую".
"Да, товарищ".
Я повернулся и бодро зашагал к своей машине, моя свита следовала за мной по пятам. Мы ехали молча, и никто из них не понимал, что делать с моим настроением. Через тридцать очень спокойных минут мы стали проезжать заросшее поле. "Остановите машину!" сказал я водителю.
"Сию минуту, товарищ". Он постепенно остановил машину, а затем прижался к обочине.
"Всем выйти!" приказал я. Мужчины, недоумевая, последовали за мной на шоссе, стоявшее посреди пустыни без всякой видимой причины. "Посмотрите вокруг, внимательно посмотрите. Что вы видите?
Все они были умными людьми, поэтому понимали, что это своего рода тест. Однако никто из них не смог даже предположить, что именно, поскольку в нашем месте не было ничего интересного. "Я вижу красоту Кореи чучхе?" - сказал один из них, совершенно неуверенно.
"Знаете, что я вижу?" сказал я, мой голос стал напряженным. "Я вижу траву вокруг нас. Но это то, что сейчас в Корее считается едой. Наши люди голодают, умирают от голода тысячами, сотнями тысяч, если не миллионами, и никто не знает, что делать. Никто! А вы? Или вы? Кто-нибудь из вас?"
"Метод земледелия чучхе, инициированный президентом Ким Ир Сеном, - читал один из них, - является основой сельскохозяйственной политики Кореи. В нем особое внимание уделяется улучшению семян и двухразовому земледелию в год, чтобы максимально использовать ограниченные пахотные земли, а также выращиванию нужных культур на нужной почве и в нужное время. Особого внимания заслуживает развитие диверсифицированного сельского хозяйства и увеличение производства органических удобрений".
Мне удалось создать в партии монолитную идеологию, и вот к каким последствиям я пришел: У всех была одна и только одна идея. Никто не мог придумать, что еще сказать, потому что даже мысль об этом была бы свидетельством нелояльности. Я не мог рассчитывать ни на чью помощь. Никому во всей Корее не приходилось быть настолько самостоятельным, как мне.
Я вернулся в машину один. Затем задраил темные окна и запер двери. Я сидел там довольно долго, глубоко дыша, мои плечи дрожали. Я пытался вернуть себе самообладание, но мое горе было основано на простой реальности: Я был бессилен помочь жертвам этого голода. В конце концов я достала носовой платок и вытерла щеки насухо. Я надела солнцезащитные очки, чтобы никто из мужчин не видел, как покраснели мои глаза. Затем я опустила окно и обратилась к ним. "Мне нужно немедленно вернуться домой".
"А как же встречи во второй половине дня?" - спросила моя секретарша.
"Отмените их. Отмените их все".
Когда машина подъехала к моему дому, я вошел в нее и сразу же направился в свою спальню. Я вызвал своих сотрудников и отдал строгий приказ не беспокоить их ни при каких обстоятельствах. Затем я запер дверь и сел на кровать. Потянувшись к небольшой шкатулке, стоявшей на тумбочке, я повернул ключ и открыл крышку. Там, на холодном бархате, лежали два пистолета, которые я получил от каждого из своих родителей, когда был еще мальчиком.
Я достал мамин пистолет и положил его на место: я сомневался, что он когда-нибудь выстрелит. Затем я достал пистолет, врученный мне Великим Вождем, и осмотрел его. Все детали по-прежнему вращались легко и плавно. Возможно, подумал я, этот пистолет - мой выход. Будет
