Александр Гордон - Не утоливший жажды (об Андрее Тарковском)

Уникальная выставка была устроена в помещении Мартин Гропиус-Бау. Некоторую пикантность составляло ближайшее соседство: в пятистах метрах от музея находились развалины рейхсканцелярии с бункером, в котором отравился Гитлер с Евой Браун. Контраст такого соседства волновал приглашенных москвичей, то есть нас с Мариной.

А с приглашением дело было так. Позвонили из Берлина, из немецкой кинематеки, и спросили, нет ли у нас рисунков или живописных работ Тарковского для выставки, посвященной столетию кино. С последующим, разумеется, возвратом. И сколько мы хотим денег за это дело? Я был дома один и сказал, что хотелось бы повидать выставку, если это возможно, а денег брать за Андреевы вещи мы не можем. Тогда они быстро прислали приглашения и билеты. Поселили в гостинице «Антарес», напротив Мартин Гропиус-Бау. Привезли мы, как и обещали, несколько пейзажей молодого Андрея.

От гостиницы «Антарес» рейхсканцелярия была еще ближе. Но не тень Гитлера, об этом не могло быть и речи, а великая Марлен Дитрих царила на выставке.

Знаменитая актриса, может быть и вопреки желанию, наконец-то вернулась в Германию. Выставку открывал ее громадный, до потолка, портрет, установленный в центральном холле. Кроме портретов посетители увидели роскошный гардероб актрисы, купленный в Америке немецкой стороной за два миллиона дойчмарок. Он включал и знаменитое эстрадное платье, на которое цеплялись на крючках искусственные жемчужные подвески, царственным жестом разбрасываемые в зрительный зал щедрой рукой Марлен после каждого концерта. Был там макет вагона со стоящей на площадке фигурой Марлен Дитрих из знаменитого американского фильма «Шанхайский экспресс» и много чего другого.

Было много гостей — мировых знаменитостей, куча приемов, банкетов. Поездки в Бабельсберг, на бывшую киностудию УФА, она же при ГДР — ДЕФА. На ДЕФА работали наши немецкие сокурсники: Хельмут Дзюба, оператор Хорст Хардт и многие другие. В это время студия была уже фактически куплена американцами и западными немцами. В редких павильонах снимали французы или бельгийцы; в основном здании был устроен новый — на американский лад — киномузей. Если в Берлине на выставке высилась фигура Марлен Дитрих, то на преображенной киностудии громадный Кинг-Конг угрожающе двигался по еще не освоенным пространствам.

Наконец состоялось торжественное открытие выставки. Именитые гости — шведка Харриет Андерсон и еще кто-то из звезд на чистейшем немецком языке говорили положенные слова, затем пригласили осмотреть экспозиции на трех этажах.

Там-то, на втором этаже в зале № 20, мы увидели нечто интересное. Табличка «САМУРАЙ» привлекла наше внимание. Сотрудники музея сказали нам: здесь выставка рассказывает о Тарковском. И вообще о самураях. «Самураи?» — удивились мы. В зале № 20 были сделаны три выгородки, три небольших, считай, круглых зальчика, один радом с другим. Именно этот отдел выставки и назывался «Самурай». На стене слева висело пояснение к экспозиции:

«Самурай как мифическое понятие обладает политическим, культурным и моральным свойствами: Самурай — это Гуру и Нинья. Самурай — это воплощение Долга и Доброты, Милосердия и Мягкости. „Самурай“ здесь — метафора авторского кино. К сожалению, сегодня коммерческое кино тоже использует это понятие».

Далее следовал список «семи самураев»-режиссеров, с пояснениями.

Акира Куросава — самурай. Орсон Уэллс — гений. Андрей Тарковский — интроверт. Жан Люк Годар — интеллектуал. Фрэнсис Коппола — одержимый. Райнер Вернер Фассбиндер — бурш[21].

Седьмым был Жан Пьер Мельвиль, французский режиссер, автор фильма «Самурай» (1967). Вот его высказывание, оно тут же, радом:

«Нет большего одиночества, чем у самурая, больше только у тигра в джунглях».

Для профессионалов и любителей кино фамилии этих режиссеров более чем известны. Это культовые фигуры мирового кино, отобранные авторами выставки.

Чтобы расширить представление об их облике, их творческих портретах, устроители показали предметы реквизита некоторых фильмов, костюмы, их живопись, рисунки, представили отдельные теоретические статьи, манифесты и прочее — символы многогранности их творчества. Так были представлены на выставке, посвященной столетию кино, семь самых благородных, бесстрашных и жертвенных фигур мирового кино шестидесятых — девяностых годов.

Несмотря на то что «самураев» представили в малых выгородках зала № 20, сам зал миновать не мог никто. Он оказался достаточно интересным. Во-первых, в силу модного минимализма оформления, а во-вторых, в силу неожиданного и оригинального выбора самих имен.

Многие останавливались и размышляли над текстом представления, уходили и возвращались вновь. Давайте и мы остановимся и прочтем текст еще раз:

«Самурай как мифическое понятие обладает политическим, культурным и моральным свойствами: Самурай — это Гуру и Нинья. Самурай — это воплощение Долга и Доброты, Милосердия и Мягкости. „Самурай“ — метафора авторского кино».

Повторю и список: Акира Куросава — самурай. Орсон Уэллс — гений. Андрей Тарковский — интроверт. Жан Люк Годар — интеллектуал. Фрэнсис Коппола — одержимый. Райнер Вернер Фассбиндер — бурш. Жан Пьер Мельвиль.

Мельвилю как никому близок образ самурая. Известно, что режиссер испытал сильное влияние американского гангстерского кино в нескольких своих фильмах, и в фильме «Самурай», может быть, ярче всего. В отличие от американцев, Мельвилю ближе психологическая, внутренняя сторона мира своих героев, чем сюжетная. Его «благородные» преступники — Лино Вентура и Ален Делон — не способны найти точки соприкосновения с обществом честных людей, а иногда и с себе подобными. Атмосфера абсолютного одиночества души героя — центральная тема, она же и метафора европейской души того времени.

Семь самураев мирового кино… Вряд ли следует сразу примерять к ним маски одиночества, непонятости или изолированности. Особенно странны были бы такие маски на лицах динамичных американцев Уэллса и Копполы.

Но мир кино — жестокий мир. Человек-одиночка обязан выстоять в бою. Это дело его чести и долга. Самурай в силу закона бусидо скорее погибнет, чем нарушит святые установления. Тарковскому пришлось много бороться, но не изменить Долгу и Чести. Не заставил его Ермаш, председатель Госкино, вырезать сцены ни в «Андрее Рублеве», ни в «Зеркале», ни в других фильмах. Не сломали Тарковского, а уж какая сила была у советского государства. Тарковский жил в стране, где проповедовалось добро с кулаками. Его же герои защищали Добро христианским Милосердием. Вспомним Сталкера — воплощение Долга и Доброты, Милосердия и Мягкости. Герои Тарковского, начиная с Ивана из «Иванова детства» и кончая Александром из «Жертвоприношения», готовы к жертве…