Арман Жан, де Ришелье - Мемуары

Г-н де Буйон, умевший все оборачивать в свою пользу, попытался использовать отсутствие Господина Принца, дабы весьма ловко извлечь выгоду из немилости, в которую волею случая впал г-н де Вильруа — рассудив, что г-н де Вильруа, желая быть необходимым, умело играя на новых ссорах и столкновениях, выполнит любую его просьбу, даже самую неразумную, — не видел препятствий к тому, чтобы добиться от Королевы некоторых совсем уж из ряда вон выходящих милостей за пределами того, что предписывали условия Луданского договора, однако он осмеливался утверждать, что это необходимо как для безопасности Господина Принца, так и тех, кто был рядом с ним.

Помимо всего прочего, принцы рьяно настаивали на реформировании Совета, который желали свести к нескольким избранным. Это было невероятно сложно осуществить, поскольку, во-первых, избранным стали бы завидовать, а во-вторых, им трудно было угодить.

Все это было слишком хлопотно для Королевы, ибо хранитель печатей дю Вер только приступил к делам и был не способен помогать ей; любое затруднение удивляло его и ставило в тупик, а г-н де Буйон так сильно влиял на него, что дю Вер делал все, что тот хотел, так что однажды он даже сказал Королеве в присутствии г-на де Буйона, что она не должна прислушиваться к совету, который ей дали, а именно: не доверять г-дам де Буйону и де Майенну; Королева, не пожелавшая отвечать сразу, позднее упрекнула его: перечислив все причины, которые вынуждали ее не доверять им, она добавила, что, даже если бы все это было неправдой, он не должен был упоминать об этом в их присутствии.

Все это вынуждало Королеву в еще большей степени желать приезда Господина Принца, отправившегося в Берри, дабы принять наместничество, и со своей стороны стремившегося вернуться ко двору в надежде полностью подчинить себе Совет; однако герцоги Буйонский и Майеннский делали все возможное, дабы задержать его приезд; это привело к тому, что Королева отправила к Господину Принцу одного за другим нескольких курьеров, в свою очередь он сделал то же самое, и каждый из его гонцов хвастался, что пользуется его наибольшим доверием. И впрямь все сочиненные им письма, переданные через курьеров, являлись свидетельством такого доверия, причем большинство писем противоречили друг другу: это привело к тому, что, стремясь внести ясность, Королева приказала отправиться к Господину Принцу мне, не сомневаясь, что у меня достанет верности и ловкости, дабы рассеять тучи недоверия; мне, хотя и не без некоторого труда, удалось внушить Господину Принцу, что его присутствие будет полезно Королеве, сделает прочнее заключенный мирный договор, придаст вес решениям Совета, лишит интриганов надежды и успокоит сердце Ее Величества, которая не в силах более постоянно пребывать в опасениях и заботах. Я заверял его, что она отнесется к его присутствию благосклонно и сделает для него все, дабы удержать его возле Короля, в знак уважения его заслуг и достоинства, убеждал его от имени супруги маршала, что ее муж и она используют все свое влияние на Королеву, дабы обеспечить ему ее милость, и если до сих пор они делали сие — свидетелем чему он был, — то и в будущем не оставят подобных усилий, поскольку принесли торжественную клятву.

Ему внушили зависть к барону де Ла Шатру, находившемуся в Бурже. Ему все еще не дали разъяснений по поводу случившегося в Пуатье, что свидетельствовало о недостаточной искренности желавших его возращения.

Я доложил об этом Королеве, которая приказала немедленно вернуть барона де Ла Шатра в Париж и вручила ему 60 000 ливров и чин маршала Франции в обмен на отставку с поста губернатора Берри, которое в результате подобного маневра стало без обсуждений принадлежать Господину Принцу, а также отправила в Пуатье маршала де Бриссака, дабы выполнить условия Луданского договора. Принц согласился с изменением состава министров и назначением Манго и Барбена, настаивая лишь на том, чтобы было удовлетворено желание г-на де Вильруа в отношении должности, занимаемой г-ном Пюизьё. Со своей стороны он пообещал: раз уж Королева оказала ему честь своим доверием, он не станет ничего рассказывать о тайных советах — кроме тех, о которых она сама изволит поведать; он признал разумным и то, что при желании его имя могли бы использовать, дабы ускорить или задержать формирование Совета, которым занимались принцы.

Эта поездка, совершенная мною по приказу Королевы, к разочарованию господ де Майенна и де Буйона, внушила им столь великую зависть, что они немедленно отправились к Господину Принцу, дабы узнать, что именно я сказал ему, и отговорить его от возвращения ко двору, однако все это оказалось напрасным. По моем возвращении маршал де Буйон неожиданно спросил, не нашел ли я Господина Принца готовым служить Их Величествам; я ответил ему, что он не только настаивал на своей преданности им, но и заверил их в том же самом в отношении г-д де Майенна и де Буйона.

Однако имелась очень важная причина личного свойства, которая мешала им желать его скорейшего возращения. Она заключалась в их намерении избавиться от маршала д’Анкра, и они боялись, что Господин Принц проболтается или спасует.

Спустя некоторое время после их возвращения в Париж маршал д’Анкр, опираясь на давние распри между герцогами Майеннским и Буйонским, с одной стороны, и герцогами д’Эперноном и де Бельгардом — с другой, предложил последним погубить соперников. Однако те испытывали к своим противникам меньшее отвращение, чем к нему, ибо он был иностранцем, происходил из низов, получил все, что имел, благодаря счастливой путеводной звезде, коей они завидовали, кроме того, они приписывали ему все те невзгоды, которые испытали при дворе и из-за которых им пришлось взяться за оружие. Они воспользовались представившимся случаем, чтобы составить новый заговор, уничтожить маршала и избавить от него королевство вместо того, чтобы погубить двух соперников.

Они открылись г-ну де Гизу, он присоединился к их замыслу благодаря г-ну дю Перрону, брату кардинала, который долгое время был привязан к герцогам д’Эпернону и де Бельгарду и сам не любил маршала, который, как ему казалось, не относится к нему с должным почтением. Все вместе они решили объединить вокруг себя прочих врагов маршала д’Анкра, какие только существовали, и не только при дворе, но и в парламенте, а также в народе, на который маршал наводил ужас.

Со своей стороны, поступая неосторожно, маршал сам невольно помогал им, не отказываясь ни от одного из своих пристрастий.

Пока длились переговоры в Лудане и стражникам, охранявшим ворота столицы, было запрещено выпускать кого бы то ни было без предъявления удостоверения личности, некий сапожник из Пикардии, квартальный надзиратель с улицы де ла Арп, в пасхальную субботу остановил карету маршала у заставы де Бюсси, не разрешив ему выехать без предъявления документа. Во время происшествия случились некоторые вещи и были сказаны слова, кои французский дворянин, рожденный в более благоприятном климате, забыл бы, но которые запали в душу маршала; желая отомстить, он отложил это до того времени, когда Король вернется в Париж и он почувствует себя более уверенно. Он приказал одному из своих конюших выбрать удобный момент и подстеречь сапожника вне городских стен, дабы наказать его за нанесенное ему оскорбление. Конюший встретил того 19 июня в Сен-Жерменском предместье и приказал двум слугам так жестоко бить его, что те остановились, лишь сочтя его мертвым.