Кавказская война Российской Империи - Ростислав Андреевич Фадеев

благородное азиатское дворянство, несмотря на то, что азиатцам чужды понятия чести и личного права, что у них нет ни настоящего семейства, ни фамильных преданий по многоженству? Если бы вдобавок этот народ внес в страну подобные учреждения не на чужой, а на свой собственный счет и дошел бы до того, что одно гражданское управление, не соответствующее ни нуждам, ни средствам управляемых, менее всего соответствующее потребностям самой власти, поглотило бы на себя без остатка все доходы края? Последствия очевидны. Во-первых, ставя на место нехитрого азиатского управления свою сложную администрацию, которой жители не понимают и не могут понимать, мы ввели бы в край самый чудовищный произвол, во многом хуже чисто азиатского: когда люди не могут даже угадать, что с ними делают, с ними можно делать все, что угодно, прикрываясь дикими для них формами. Во-вторых, подобная администрация вовсе не достигает цели. Законной формой следствия невозможно настигнуть ни одного виновного в стране, где сто честнейших, по-своему, людей, не колеблясь, дадут очистительную присягу за всем известного злодея, чтобы спасти его из рук гяуров. Бессилие закона заставляет власть поминутно обходить его и действовать по убеждению, произвольно.

В-третьих, принимая на себя низшую администрацию, облекая ее в европейскую формальность, иноземный властитель поминутно напоминает своим подвластным о чужом иге, колет им глаза, собирает на себе одном все проклятия за притеснения и обиды, проклятия, которые остались бы взаимным нареканием друг на друга между туземцами, если бы властитель стоял выше. В-четвертых, при такой системе нельзя их обеспечить и требовать от них многого; приходится выкликать их массой, набирать всех, кто не находит места на родине, и потом выставлять эту сборную массу напоказ туземным населениям, позоря во всех видах неприкосновенное имя владычествующего народа. Приученные к такому порядку дел чиновники заботятся только об ограждении себя формальностями и не заботятся уже о политическом надзоре за населениями – над головами их соберутся тучи, и они их не увидят. И наконец, последнее. Такое применение европейских форм к азиатской стране, равно неудобное для власти и для управляемых, но поглощающее само на себя все доходы края, не оставляя ничего для обороны, может существовать только в самом ограниченном размере, как курьезный образчик, как шотландское вино, которое лорд Эльгин выделывал из своей теплицы, стоившее ему 300 франков бутылка. Подобным владением можно забавляться только на счет одной из своих коренных областей, обращая ее средства на покрытие расходов первого. Но представьте, что вследствие особенных обстоятельств это владение расширяется, утраивается, учетверяется, вот уже четыре области, которые придется закабалить ему; между тем как можно было бы повести дело просто, ко взаимной выгоде обеих сторон. Что ж это за управление? Для чьего удовольствия, для какой надобности может существовать такое противоречие? Кто от этого в выигрыше?

Я не распространялся бы о такой несостоятельной теории, если б она оставалась только теорией; но с покорением Кавказа азиатский вопрос встает перед Россией во всей его обширности и неотвратимости; система управления азиатскими областями может со дня на день получить для нас первоклассную важность; нельзя обойти эту сторону дела. Россия овладела в течение веков несколькими мусульманскими царствами и срастила их с собой органически; она доказала на деле прирожденную ей способность царствовать над Азией, доказала ее в гораздо высшей степени, чем какой-либо другой европейский народ. Так было. Но когда, с первым годом столетия, русские заняли Закавказье, в продолжение шестидесяти лет не было даже поставлено вопроса: что такое этот край, как должно государство относиться к нему? Он стал страной научных опытов, к которой прилагались пробы всяких административных систем, без соображения с почвой, на которой хотели их вырастить. Покуда Закавказский край считает не более двух миллионов жителей, бремя, происходящее от ложной системы, не составляет большой тяжести для государства. Но обстоятельство это важно как урок для будущего.

Меридиан Военно-Грузинской дороги делит Закавказье на две части, по всем между собой противоположные – христианскую и мусульманскую. С изгнанием черкесов деление это простерлось на все наместничество; западная половина – все равно что коренная Россия и требует только хорошего управления, с устранением всяких политических взглядов; восточная половина – чистая Азия, покорствующая до сих пор силе штыков, и, надобно прибавить, едва ли не самая фанатическая часть Азии. Сказанное выше об условиях разумного управления в Азии не имеет никакого отношения к грузинам, народу христианскому и прогрессивному, добровольно слившемуся с Россией, но прилагается во всей силе к восточным областям. Можно ли управлять по одинаковой системе тою и другою половиной Кавказа, когда цели управления, там и здесь, совсем иные? Эти страны и были отдельными до 1841 г. В Грузии существовало устройство более развитое, с общим русским судопроизводством; в мусульманских областях управление чисто административное, сосредоточенное в руках нескольких доверенных лиц, называвшихся комендантами, – единственно пригодная форма власти для азиатской страны. Последнее управление шло неудовлетворительно; причины неудовлетворительности были очевидны. Такой порядок дел, существующий и теперь в районе, подчиненном военной власти, может действовать успешно только при двух условиях: при строго установленной системе, знающей положительно, чего требовать от управляющих, и при должном выборе и подготовлении людей, назначаемых начальниками в азиатский край. В горском управлении, преобразованном при князе Барятинском, эти условия теперь соблюдаются, и оно идет отлично. Но в тридцатых годах не думали еще ни о том, ни о другом; системы не было никакой, а комендантами назначались люди вовсе не подготовленные к такому делу. Вместо того чтоб исправить этот недостаток, в 1841 г. на Закавказский край, без различия местностей, было распространено общее губернское положение, с неважными изменениями. Палаты, стряпчие, формальные следствия, форменность исков и прошений введены не только в Грузию, но в мусульманский край. В Грузии новые учреждения далеко превышали потребность общества почти еще патриархального и только напрасно удвоили расходы управления; в восточной половине края они, кроме того, привели дела в хаотическое состояние, проясняющееся только на казенной бумаге; управляющие и управляемые, как после вавилонского столпотворения, перестали понимать друг друга. Не соответствующая силам и потребностям края сложность и дороговизна управления выказывались каждый день все резче. Но здание в европейско-форменном вкусе было заложено, и постройки пошли распространяться сами собой.

Общий результат вышел, с одной стороны, тот, что гражданское управление, отлично устроенное в теории, но в действительности совершенно чуждое населениям по духу, трудится теперь подобно безукоризненно построенной машине, которая не приведена в соприкосновение с материалом, который она предназначена обрабатывать; с другой же – тот, что закавказские области составляют для государства, в финансовом отношении, не выгоду, а бремя; между тем