Герберт Вернер - Стальные гробы
Когда разговор коснулся войны в целом, я обратил внимание на то, что офицеры не беспокоились о положении наших войск на линии близ Монте-Кассино или даже об исходе русской кампании, которая проходила не так, как предсказывало командование вермахта. Они говорили главным образом об угрозе высадки союзников на континенте. Никто не знал, когда или где она произойдет, но и никто, кажется, не сомневался, что это обязательно случится. Офицеры говорили также о наших недавних усилиях по дальнейшему укреплению мощной береговой обороны, призванной отразить десанты союзников на самой кромке моря. Наши руководители неоднократно повторяли, что Атлантический вал непреодолим, и никто не подвергал сомнению их заявления. Поражение казалось невозможным, сама мысль о нем воспринималась как измена.
Винтер собрался уходить.
– Обер-лейтенант Вернер, – сказал он на прощанье, – вы увидитесь с командой своей подлодки в 14.00. До этого времени устраивайтесь поудобнее и подумайте о том, что вы скажете своим подводникам.
Я постарался воспользоваться советом этого располагающего к себе, симпатичного офицера. Устроился в большой угловой комнате в юго-восточном крыле жилого комплекса базы и, приняв душ, попытался продумать свое небольшое выступление. Однако ничего примечательного на ум не приходило. Тогда я сел за стол, чтобы написать проект речи. Но и этого тоже ничего не вышло, и я решил осмотреть бетонный бункер для подлодок и другие сооружения базы.
В 14.00 я встретился с капитаном Винтером и командой своей подлодки на плацу флотилии. В речи, произнесенной экспромтом, я сказал экипажу, что являюсь давним другом «У-415», видел ее во время заправки горючим в центре Атлантики в прошлом году. Сказал, что знаю об успехах команды лодки и считаю за честь быть ее командиром. Я заверил подводников, что ничего не изменится в их привычном распорядке службы на подлодке и что, пока я нахожусь на ее борту, буду стремиться к новым победам над врагом. Я пожал руку каждому подводнику и в 14.20 принял лодку под свое командование.
В 14.25 я отдал свой первый приказ старпому подготовить лодку к тридцатиминутным учебным занятиям в бухте. Я решил обучать команду исходя из собственного понимания сути подводной войны. Старпом повел экипаж к подножию холма. Я вместе с главмехом и вторым вахтенным последовал за ними, расспрашивая своих попутчиков об их службе на «У-415». Как оказалось, главмех служил на лодке со времени укомплектования ее экипажем, однако старпом и второй вахтенный имели ограниченный боевой опыт. Я понял, что мне придется выполнять на первых порах значительную долю их обязанностей.
«У-415» ожидала нас в своей заводи бункера. Я спустился через люк в рубку и сразу столкнулся с проблемой. Перископ в рубке оказался старого образца, а я привык к полностью автоматизированному прибору, оснащенному вращавшимся креслом, электротягой, различными приспособлениями и интегрированному в электронную систему. При пользовании этим доисторическим перископом было необходимо приседать на корточки, чтобы смотреть в окуляры, а перемещение ствола вверх и вниз требовало акробатического искусства. Тщательный осмотр подлодки не обнаружил других дефектов, если не считать ее возраста: это была старая рабочая лошадка. Тем не менее радар, снабженный большим числом новых приспособлений, плюс две спаренные 20-миллиметровые пушки и автоматическая 37-миллиметровая компенсировали отсутствие современного перископа.
Начиная с полудня этого и в последующие три дня я водил лодку по Брестской бухте, тренировал команду погружениями под воду и предоставил артиллерийским расчетам возможность пострелять из пушек боевыми зарядами. Я добавил к боевой учебе несколько новинок, которые считал чрезвычайно важными. Команда, имевшая хорошо развитый инстинкт самосохранения, их приняла. Я заставлял подводников напряженно работать, подводя их к пику боевой готовности и углубляя свои взаимоотношения с ними. На четвертый день я настолько убедился в готовности лодки для похода, что мог доложить об этом Винтеру. С этого момента все шло согласно распорядку дня. Обязанности, которые я выполнял годами, приняли теперь на себя мои офицеры. Я получил возможность морально и физически подготовиться к походу.
На третий день я получил свой первый оперативный приказ и вскоре после завтрака встретился с Винтером в его кабинете. Он спокойно и кратко разъяснил мне боевую задачу.
– Мы временно приостановили продолжительные походы в Атлантику и отдали предпочтение кратковременным рейдам в зоны, где сходятся маршруты конвоев. Взгляните. – Винтер развернул большую желтую морскую карту и указал на ней район, который штаб наметил для боевых операций подлодки под моим командованием. – Как видите, ваш квадрат находится в стратегической зоне на подходах к Ла-Маншу.
Изучив карту, я увидел, что глубина океана в заданном районе не превышала 150 метров. Операции в таком мелководье имеют свои преимущества и недостатки. Я понял также, что там ведется воздушная разведка и сконцентрированы группы охотников противника. Там будет мало шансов всплывать для вентиляции отсеков лодки и подзарядки аккумуляторных батарей. В таких условиях подлодка вряд ли выживет без «шнеркеля», когда за ней станут охотиться эскадрильи самолетов и эскадры эсминцев. Здравый смысл подсказывал мне, что «У-415» была обречена, и все-таки я не мог поверить, что так долго спасался от гибели только для того, чтобы стать жертвой устаревшего оборудования.
Я принял приказ, сложил его и сунул в карман кителя. Затем отдал честь своему начальнику и вышел.
Наконец наступил час выхода в море: 21.30, 11 апреля 1944 года. Команда собралась на кормовой палубе. Нас не провожали доброжелатели на пирсе, не было ни музыки, ни цветов. В бетонном бункере глухо звучали мои команды. «У-415» медленно вышла кормой вперед на мелководье внутренней бухты, затем развернулась и последовала за нервно двигавшимся тральщиком по длинному темному проходу, ведущему в Атлантику. Я ходил и раньше этим маршрутом. Но теперь я командовал экипажем подлодки, нес ответственность за 58 человек команды, причем в то время, когда наши шансы на успех и спасение были минимальными.
В 22.45 эскорт развернулся и без предупреждения лег на обратный курс. Его капитан пожелал нам счастливой охоты. Это напутствие уже давно потеряло всякий смысл. Оно напомнило мне о том, что наш выход в море вряд ли остался в тайне, потому что в ожидании скорой высадки союзников, дающей французам надежду на освобождение, каждый рабочий сухого дока, официантка бара или девица из публичного дома стремились доложить о любом нашем действии англичанам.
