Михаил Барро - Маколей. Его жизнь и литературная деятельность

Оставалось одно темное облако на просветлевшем горизонте Маколеев. Материальное положение семьи все еще было затруднительно, но двуликая судьба, казалось, навсегда повернула к Томасу свое улыбающееся лицо. За торжеством над строгостью Джеффрея, за пожизненным пленением читателей последовало завоевание симпатии «Нестора» партии вигов, лорда Ландсдауна. Почтенный покровитель молодых талантов представил Маколея избирателям своего «гнилого местечка» Кальна, и в 1830 году Маколей сделался членом парламента. Вильберфорс видел в этом награду Захарии за его добродетель, а страна справедливо, в лице либералов, считала это ручательством за свои интересы.

Глава III. Маколей – государственный человек

Первая речь о евреях. – Отношение палаты. – Вторая речь о евреях. – Парламентская реформа. – Мнение Веллингтона. – Министерство Грея. – Билль о парламентской реформе. – Речь Роберта Пиля. – Раскол в рядах вигов. – Речь Маколея. – Историческая минута. – Билль в палате лордов. – Маколей – депутат от Лидса. – Ораторское искусство Маколея. – Назначение в Ост-Индию. – Переезд. – Положение Индии до Маколея. – Два лагеря реформаторов. – Взгляд Маколея. – Исторические ссылки. – Заботы о просвещении. – Связь мероприятий Маколея с его основными воззрениями. Судебная реформа. – Характеристика, оппозиции. – Уложение законов. – Достоинства и недостатки труда. – Отдельное мнение сведущего человека. – Тоска по родине. – Отъезд. – Смерть Захарии. – Утомление Маколея. – Отречение от политики. – Путешествие. – Переписка с Мельборном.

Первый парламентский дебют Маколея состоялся 5 апреля 1830 года по вопросу об уравнении в правах евреев. По словам оратора, принципиальные сторонники терпимости должны были высказаться за это, потому что в данном случае не было причин нарушать им свое profession de foi, как они допускали это в деле уравнения в правах католиков.

Католиков обвиняют в политических происках, в поисках прозелитов, в терпимости лишь по бессилию. На евреев этого обвинения распространить нельзя. «Относительно евреев история Англии показывает нечто совершенно противоположное. Она представляет, – говорил Маколей, – перечень угнетений и несправедливостей, которые претерпел этот народ без малейшей попытки возмездия. С начала до конца мы видим ряд гнуснейших жестокостей и лишений, перенесенных евреями ради своей веры». С этой точки зрения Маколею казалось несправедливым отказывать евреям в политических правах на том же основании, как католикам. Это значило бы, по его мнению, одинаково осуждать «равносильного и слабого, пылкого и терпеливого, пропагандиста и человека, чуждого всякой пропаганды, политика и человека религиозного».

Противники уравнения в правах евреев говорили, что евреи более привязаны к своему племени, чем к английскому народу, и что в этом одно из препятствий к наделению их политическими правами. Маколей считал недоказанным подобное утверждение. По его мнению, оно могло только следовать за признанием правоспособности евреев, а не предшествовать ему на основании одних предположений. С ним соглашались. Пусть откроют евреям, говорили антисемиты, доступ в нижнюю палату, но тогда они переполнят ее, и представительная система сделается ненавистной народу и рухнет. Таким образом, евреи, появившись на скамьях нижней палаты, должны были обнаружить недостатки избирательной системы. Но отсюда следовало для Маколея только то, что эта система неудовлетворительна и что нужно изменить ее, как можно скорее разделаться с ней, а не спасать устранением евреев. В противном случае и этот довод антисемитов вместе с другими их доводами считался Маколеем продолжением прежнего гонения на евреев, которое оратор, в отличие от последнего, соглашался называть «нежным», но все-таки гонением. Его красноречие оказало свое действие. Палата приняла в первом чтении билль о правоспособности евреев большинством голосов: 115 против 97, но спустя месяц это решение было отвергнуто, и через три года Маколею снова пришлось говорить по тому же вопросу.

Во второй раз он подробно остановился на том, что называл «нежным» гонением евреев. Антисемиты считали гонением повесить еврея, бичевать его, ломать ему зубы, подвергать заключению, обирать, устранение от общественных должностей они исключали из этого списка, «потому что, – говорили они, – никто не имеет права на должности». Эти должности даются по благосклонности, и 25 тысяч евреев столь же имеют права роптать, не получая назначений, как 25 миллионов христиан, не имеющих места. «Таким образом, – отвечал Маколей собственнику этого мнения, – многоуважаемый друг мой убедил себя, что так как весьма нелепо было бы, с его или с моей стороны, сказать, что мы обижены тем, что мы не государственные секретари, то и весьма неблагоразумно со стороны евреев утверждать, что они обижены тем, что они удалены от общественных должностей». Отсюда прямой вывод, по словам Маколея, что справедливо было бы требовать от кандидата на должность судьи непременно 12 тонн весу, от кандидата в члены парламента непременно 6 футов роста и лишить окончивших Оксфордский университет права на должность ост-индского генерал-губернатора или губернатора. В противном случае антисемиты должны согласиться, что общественные должности не могут подвергаться случайным правилам и произволу.

Когда же Маколея спрашивали, где он намерен остановиться в своих либеральных стремлениях, не допустит ли он вслед за евреем в члены парламента магометанина или индуса, поклоняющегося семиголовому идолу, он отвечал тоже вопросом: где намерены остановиться его противники? «Согласны ли они, – спрашивал он, – жечь неверующих медленным огнем? Если нет, то пускай скажут причины, и я докажу, что их причины так же действительны в отношении нетерпимости, которую они считают справедливой, как и в отношении нетерпимости, которую считают преступной». Для Маколея всякое стеснение было преследованием, и лучшее доказательство этой точки зрения он находил в том, что сторонники «нежного» гонения никогда не согласятся подвергнуться защищаемым ими ограничениям. Он не считал чудовищным зрелище еврея, разбирающего дело христианина о богохульстве, потому что наказание налагается в данном случае не за различие, а за оскорбление мнений; он отказывался принять к сведению предсказание Библии о вечном скитании евреев как доказательство в пользу политического неравенства их, потому что в Соединенных Штатах евреи пользуются всеми правами, и, следовательно, пророчество ложно, но так как оно не может быть ложно, то его не так понимают. Евреи ожидают, говорили ему, великого избавителя, возобновления храмов и возрождения веры, и потому Англия всегда будет для них не отечеством, а местом изгнания. Маколей говорил на это, что и среди христиан существуют секты, ожидающие в будущем воцарения на земле Иисуса, однако никому не приходит в голову лишать их прав наравне с евреями. Наконец, ему указывали на нравственные стороны евреев: это низкое, скупое и сребролюбивое племя, чуждое всякого благородного стремления, всяких возвышенных чувств, всего, что не касается денег. «Таково, милостивый государь, – отвечал противнику Маколей, – было всегда рассуждение ханжей. Они никогда не упускали случая привести в оправдание гонения те пороки, которые им же порождены. Англия была для евреев менее, нежели полуотечеством, а мы презираем их за то, что они не чувствуют к ней более, чем полупатриотизм».