Соломон Штрайх - Ковалевская

Дней за шесть до отъезда Корвин-Круковских в Палибино, когда Елизавета Федоровна и ее сестры уехали на весь вечер, пришел Достоевский и застал Анюту и Софу одних. Пока он беседовал со старшей, младшая решила сыграть любимую сонату Достоевского, увлеклась игрой и не замечала, что делается вокруг. Окончив, оглянулась — в комнате никого, обошла смежные комнаты — нет сестры и гостя.

Наконец, Софа услыхала голоса в маленькой угловой иной, подошла и увидела там Федора Михайловича с Анютой. «Но что я увидела? — рассказывает Софья Васильевна. — Они сидели рядом на маленьком диванчике. Комната слабо освещалась лампой с большим абажуром; тень падала прямо на сестру, так что я не могла разглядеть ее лица; но лицо Достоевского я видела ясно: оно было бледно и взволновано. Он держал Анютину руку в своих и, наклонившись к ней, говорил тем страстным, порывчатым шопотом, который я так знала и так любила: «Голубчик мой, Анна Васильевна, поймите же, ведь я вас полюбил с первой минуты, как вас увидел; да и раньше, по письмам уже предчувствовал. И не дружбой я вас люблю, а страстью, всем моим существом». У девочки помутилось в глазах, и она убежала.

Шум быстрого движения встревожил беседующих. На другой день Анна Васильевна высмеяла Софу за ее детскую влюбленность и ревность и на взволнованный вопрос сестры ответила, что очень любит Достоевского, но «не, так, как он, не так, чтобы пойти за него замуж».

Корвин-Круковские уехали в деревню, но Достоевский продолжал переписываться с Анной Васильевной. Отец ее решил вмешаться в эту переписку. В чрезвычайно язвительном письме от 14 января 1866 года Василий Васильевич приглашал «каторжника» и человека «не нашего круга» приехать в Палибино, напоминал Достоевскому, что тот уже весьма и весьма пожил, а Анюта еще дитя несмышленое, старался «поставить» писателя «на место», указать ему «свой шесток». Достоевский все-таки после этого писал Анне Васильевне (17 июня 1866 года), что собирается погостить в Палибине, и спрашивал, будет ли он иметь возможность работать там, не помешает ли кому-нибудь. Но в Палибино писатель не собрался.

Возможно, что Корвин-Круковские виделись с Достоевским в начале 1866 года. По крайней мере, в архиве Достоевского сохранилось письмо к нему М. И. Семевского от 27 февраля 1866 года с извещением, что он «узнал вчера о приезде сюда общих наших знакомых, Е. Ф. Корвин-Круковской с дочерьми», и с просьбой сообщить ему, где они остановились.

Когда Достоевский разошелся с А. П. Сусловой и женился (15 февраля 1867 года) на стенографистке А. Г. Сниткиной, он рассказал ей о своих отношениях к Корвин-Круковской. «Анна Васильевна — одна из лучших женщин, встреченных мною в жизни, — передает A. Г. Достоевская рассказ мужа. — Она чрезвычайно умна, развита, литературно образована, и у нее прекрасное, доброе сердце. Это девушка высоких нравственных качеств; но ее убеждения диаметрально противоположны моим, и уступить их она не может, слишком уж она прямолинейна. Навряд ли поэтому наш брак мог бы быть счастливым. Я вернул ей данное слово и от всей души желаю, чтобы она встретила человека одних с ней идей и была бы с ним счастлива».

По возвращении Анны Васильевны после Парижской Коммуны в Россию, она часто встречалась с Достоевским; писатель подолгу беседовал с нею и, по словам его жены, любил общество своей бывшей невесты.

После смерти Федора Михайловича, его вдова поддерживала дружбу с Анной Васильевной и оказала ей большую услугу в 1887 году, когда мужа ее, коммунара B. Жаклара, высылали из России.

С. В. Ковалевская говорит о своей детской влюбленности в Достоевского в переведенных на все европейские языки «Воспоминаниях», где дана яркая художественная характеристика знаменитого писателя. В бумагах Софьи Васильевны, хранящихся в архиве Академии наук СССР, есть написанный по-русски отрывок из автобиографического романа «Сестры Раевские», являющегося по существу переделкой «Воспоминаний детства». Рассказ представляет собой значительный интерес, как

образец художественного воплощения ранних воспоминаний автора. Здесь Ковалевская, называя себя Таней, описывает свою влюбленность в Достоевского. «Нет сомнения, — пишет Софья Васильевна, — что, если бы Достоевский мог заглянуть ей в душу и прочитать ее мысли, догадаться хоть на половину, как глубоко ее чувство к нему, он был бы тронут тем безграничным восторгом, который она к нему испытывала. Но в том-то и беда, что увидеть это было нелегко. На вид Таня была совсем еще ребенком… Но в том-то и заключается главное несчастие того переходного возраста, который переживала Таня: чувствуешь в это время глубоко, почти как взрослый, а выражается всякое чувство смешно, по-детски, и трудно догадаться взрослому о том, что происходит в душе иной 14-летней девочки. Таня понимала Достоевского. Чутьем догадывалась она, сколько в душе его заложено чудных, нежных порывов. Она благоговела не только перед его гениальностью, но и перед теми страданиями, которые он вынес. Ее собственное одинокое детство, постоянное сознание, что она в семье менее любима, чем другие, развили ее внутренний мир гораздо сильнее, чем это обыкновенно бывает у девочки ее лет. С самого раннего возраста сказывалась в ней потребность к сильной, исключительной, всепоглощающей привязанности, и теперь с той интенсивностью, которая составляла сущность ее характера, она сосредоточила все свои мысли, все силы своей души на восторженном поклонении первому гениальному человеку, которого она встретила на своем пути. Она постоянно думала о Достоевском».

Софья Васильевна также встречалась с Достоевским, когда после гейдельбергского и берлинского учения поселилась в Петербурге. Об этих встречах и продолжительных беседах Ковалевской с Федором Михайловичем, а также об его влиянии на ее литературную деятельность — скажу далее. Здесь отмечу, что все крупные литературные произведения С. В. Ковалевской так или иначе связаны с памятью о Достоевском. Лучшая глава «Воспоминаний детства» посвящена его характеристике; в романе «Сестры Раевские» говорится о детской влюбленности Софьи Васильевны в Федора Михайловича; о главной героине романа «Нигилистка» Ковалевская много беседовала с Достоевским в 1876–1877 годах.

САЛОННЫЙ НИГИЛИЗМ

Достоевский, по словам его второй жены, признавался, что рад был бы, до знакомства с ней, жениться на «умной, доброй и талантливой, обладавшей высокими нравственными качествами» Анне Васильевне; этому помешали «диаметрально противоположные убеждения». Софья Васильевна передает слова сестры о том, что она очень любила и уважала Федора Михайловича, но любила «не так, как он, не так, чтобы пойти за него замуж». Оба рассказчика несомненно были искренни, писали так, как преломлялись в их сознании слова действующих лиц.