Соломон Штрайх - Ковалевская
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Соломон Штрайх - Ковалевская краткое содержание
Ковалевская читать онлайн бесплатно
С. Я. Штрайх
КОВАЛЕВСКАЯ
В ДЕРЕВЕНСКОЙ ГЛУШИ
Имение генерала В. В. Корвин-Круковского, деревня Палибино, Витебской губернии, было расположено близ границы Литвы.
В огромном его хозяйстве паслись многочисленные стада коров и овец, была обширная запашка. Сады и огороды, молочная ферма, скотный и другие дворы, водочный завод занимали много места и на большом расстоянии окружали господский дом, выстроенный, подобно большинству помещичьих домов середины XIX столетия, с трехэтажной башней и двухэтажными флигелями. Длинная березовая аллея отделяла помещичью усадьбу от крестьянского жилья. Дом был громадный — четыре большие семьи разместились бы в нем с удобством; были обширные залы, домашняя сцена, комнаты для гостей, буфетные, много служебных помещений. Всюду толкалась несчетная прислуга.
В эту деревню переехал в 1858 году, почти перед самой отменой крепостного права, только что вышедший в отставку артиллерийский генерал Василий Васильевич Корвин-Круковский со своей женой Елизаветой Федоровной и тремя детьми. Старшей дочери, Анюте, было тогда 15 лет, вторая — Софа — родилась 3/15 января 1850 года в Москве, где отец занимал должность начальника арсенала, сыну Феде не было еще трех лет.
Отец и мать занимались детьми очень мало. В Москве и Калуге, куда был переведен незадолго до выхода в отставку Василий Васильевич, он был занят днем на службе, а вечера проводил в клубе. Елизавета Федоровна совсем не была подготовлена к роли матери-воспитательницы: любила выезды и приемы гостей, была большая охотница потанцовать. По воспитанию, по мягкому, безвольному характеру, по тому, что была двадцатью годами моложе мужа, который сразу после брака поставил ее в подчиненное положение, она не сумела приобрести влияния на своих детей; часто получала в их присутствии резкие выговоры от мужа, и вся дворня смотрела на нее скорее как на старшую сестру маленьких Корвин-Круковских, чем как на руководительницу их воспитания и образования.
Из сохранившегося в семейном архиве дневника Елизаветы Федоровны за первые годы замужества видно, что Василий Васильевич Корвин-Круковский был типичный представитель крупнопоместного дворянства: вне службы он проводил все время за карточным, столом или в кутежах с песнями и плясками цыган. Как полагается благородному дворянину, имел до женитьбы на содержании какую-то немку Амелию, а после свадьбы счел нужным рассказать молодой жене об этой связи. С грубостью николаевского солдафона он часто сравнивал жену со своей бывшей подругой, не скупясь на циничные намеки, оскорблявшие ее достоинство жены и матери.
Подобно своему господину — императору Николаю Павловичу, заставлявшему краснеть жену наследника своими казарменными шутками о молодцах, которых она должна дать России, генерал Корвин-Круковский смеялся над своей женой по поводу того, что она «наполняется материнством». Через месяц после свадьбы Елизавета Федоровна записала! в дневник, что «вчера утром» она «была веселой, оживленной, цветущей; сердце прыгало от радости и надежд; а сегодня; всю ночь проплакала, и муж лежал рядом бесчувственный и храпел». Еще через неделю жизнерадостная молодая женщина отмечает, что у нее «появилась чуждая доселе: робость, сердце полно волнений», и оплакивает мечты и надежды своей юности.
Затем, на протяжении шести лет, в дневнике Епизаветы Федоровны чаще всего повторяются с удручающим однообразием такие записи: «муж в клубе, сижу рома одна; день нашей свадьбы, муж в клубе, где поют цыгане; я больна — дома, муж в клубе; муж обедал в клубе; муж в клубе, вернулся в полночь». Такой образ жизни совмещался у Василия Васильевича с издевательскими остротами по адресу жены, с запрещением ей выезжать из дому, лишением ее всякого общества. Поступая так с женой, он самовластно и бесконтрольно распоряжался не только общим семейным имуществом, но и частным достоянием Елизаветы Федоровны.
Накануне рождения Софы генерал сильно проигрался в клубе, и жене пришлось отдать все свои бриллианты для избавления его от крупной неприятности. Карточный долг дворянина неизмеримо выше его обязанностей по отношению к семье, тем более, что проигрыш можно было наверстать увеличением поборов с крепостных.
При всем этом В. В. Корвин-Круковский считался, и действительно был, далеко не худшим представителем своего класса. Артиллерист по специальности, он был хорошо образован, знал и любил математику, вел знакомство с людьми науки и литературы. В доме Корвин-Круковских можно было встретить профессора математики артиллерийской академии П. Л. Лаврова, гениального хирурга Н. И. Пирогова, художника Ф. А. Моллера, профессора арабской словесности и журналиста О. И. Сенковского; впрочем, они принадлежали к знакомым Елизаветы Федоровны через семью ее отца, Ф. Ф. Шуберта.
По отношению к своим крепостным Василий Васильевич также вел себя культурнее многих дворян, получивших за преданность монархическому строю праве распоряжаться жизнью и, достоянием крестьян, их жен и детей. В своих чрезвычайно правдивых «Воспоминаниях детства» Софья Васильевна много рассказывает о мерзкой стороне помещичьей жизни, говорит о суровости ее отца по отношению к крестьянам, об его глубоком убеждении в правильности и законности крепостного строя, но не приводит сцен истязания и порки взрослых крестьян, описываемых всеми мемуаристами ее среды. Быть может это объясняется отдаленностью крестьянских жилищ от господской усадьбы в Палибине, что лишало помещичьих детей возможности наблюдать повседневную деревенскую жизнь. Но из рассказа Софьи Васильевны об одном' деревенском происшествии видно, как Василий Васильевич относился к своим рабам.
В числе господской дворни находилась в Палибине швея, много лет жившая у Корвин-Круковских по вольному найму, Марья Васильевна. В молодости она была крепостной и получила вольную после того, как потеряла красоту по вине приехавшего в отпуск офицера, сына помещицы. В доме Корвин-Круковских швея приобрела уважение аккуратностью и хорошей работой, но на свою беду влюбилась а пожилого палибинского садовника-немца и, чтобы добиться его взаимности, дарила ему мелкие безделушки, которые таскала из комнаты господских детей. При этом она подстроила так, что в краже заподозрили прислуживавшую в детской десятилетнюю дочь палибинской скотницы, Феклушу. Девочку «хорошенько выпороли» и отослали в деревню к матери. Вскоре раскрылись козни Марьи Васильевны, и генерал счел нужным применить всю полноту власти образованного и богатого помещика. Сначала он велел послать за полицией, чтобы засадить виновную в; тюрьму, потом смягчился и согласился оставить швею в Палибине, потребовав от нее торжественного извинения перед Феклушей с целованием руки при всей дворне. К общему удивлению швея согласилась на это унижение, и несмотря на просьбы Феклуши отменить этот обряд, Василий Васильевич настоял на своем. Когда Марья Васильевна, в присутствии помещичьей семьи и сотни дворовых, подошла! к девочке, из! ее уст вырвалось каким-то болезненным криком слово «прости», и она схватила Феклушнну руку. Как только Марья Васильевна поднесла эту руку к губам, судорога передернула все ее лицо, и пена показалась вокруг рта. Она упала на землю, корчась и испуская пронзительные крики. После этого несчастная прожила в доме Корвин-Круковских еще два-три года и умерла в тяжких мучениях. По распоряжению помещика ей устроили пышные похороны, на которых присутствовал сам барин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});