Соломон Штрайх - Ковалевская

Ровно в семь часов утра, зимою и летом, осенью и весною, будили Софу. Первое время девочке трудно было вставать, но гувернантка разгоняла ее сонливость угрозой наиболее чувствительного для детей наказания — навешивания на спину бумажки с надписью «лентяйка» или с перечислением других провинностей. Софа вскакивает с постели, бежит к умывальнику. Горничная обливает ее ледяной водой, и у девочки захватывает дух от холода. Через секунду это сменяется ощущением кипятка, пробегающего по жилам, и после энергичного обтирания мохнатым, полотенцем Софа испытывает приятное чувство необыкновенной живучести и упругости.

Девочка кипит избытком молодой, здоровой жизни, ей хочется резвиться, поиграть с кем-нибудь, но приходится сесть за чайный стол сам-друг с проглотившей аршин англичанкой. Софа пытается пошутить с Маргаритой Францевной, но больная печень не располагает гувернантку к веселости. Она строго напоминает своей воспитаннице, что пора перейти к урокам и что. во время занятий смеяться не полагается. Учение начинается полуторачасовыми музыкальными упражнениями, которые сопровождаются выстукиванием гувернанткой такта, охлаждающим чувство софиной жизнерадостности. За музыкой следуют другие уроки, проходящие для Софы в тоске одиночества, после того как Анюта перестала учиться вместе с ней.

Большую роль сыграл в детском развитии Софьи Васильевны брат ее отца, Петр Васильевич. Он был старший в [роде, но не проявлял обычного, в таких случаях в дворянских семьях властолюбия. Напротив, был добродушен, непомерно уступчив и совершенно пренебрегал имущественными интересами. Вследствие этого все смотрели на него как на чудака и фантазера и помыкали им. После смерти жены П. В. Корвин-Круковский передал свое большое имение единственному сыну, выговорив себе незначительную ежемесячную сумму. Оставшись без определенного дела, он часто приезжал в Палибино и гостил там неделями. Приезд его всегда считался праздником.

Ф. Корвин-Круковская (70-е годы)

В. В. Корвин-Круковский (70-е годы)

Дядя Петр Васильевич читал запоем и долго просиживал в палибинской библиотеке. С жадностью поглощал он газеты, поступавшие туда раз в неделю, и потом долго сидел и обдумывал: «что-то нового затевает этот каналья Наполеошка?» Кроме политики, П. В. Корвин-Круковский интересовался также научными открытиями, особенно в области модного тогда естествознания. Найдя в каком-нибудь журнале описание нового важного открытия в области естественных наук, дядя заводил об этом разговор после обеда. «А читали ли вы, сестрица, что Поль Бер придумал? — обращается он к Елизавете Федоровне. — Искусственных сиамских близнецов понаделал. Срастил нервы одного кролика с нервами другого. Вы одного бьете, а другому больно. А, каково? Понимаете ли вы, чем это пахнет?» После этого в гостиной начинается жаркий спор. Елизавета Федоровна и старшая дочь присоединяются к Петру Васильевичу. Гувернантка, мисс Смит, по свойственному ей духу противоречия, почти всегда начинает доказывать неосновательность и даже греховность описываемых опытов. А Василий Васильевич изображает из себя скептического, насмешливого критика, подчеркивая в своих высказываниях слабые стороны спорящих. Софья Васильевна долго помнила, какую бурю подняли в Палибине две статьи французского журнала: одна — об единстве физических сил (отчет о брошюре Гельмгольца), другая — об опытах Клод-Бернара над вырезыванием частей мозга у голубя.

Наряду с политикой и научными открытиями дядя Петр Васильевич увлекался также романами, описанием путешествий и историческими статьями. Всем прочитанным он немедленно делился со своей младшей племянницей и таким образом приохотил Софу к чтению. Но чтение это носило такой же бессистемный характер, как чтение и научные разговоры самого дяди. Забравшись в библиотеку, где на столах и диванах были разбросаны соблазнительные томики иностранных романов или книжки русских журналов, к которым гувернантка запретила девочке прикасаться, Софа жадно глотала одну книгу за другой. Боясь гувернантки, которая посылала туда Софу не для чтения, а для, игры в мяч, девочка иногда из предосторожности делала несколько ударов мячиком, чтобы мисс. Смит слышала, что ее воспитанница играет, как ей приказано. Большей частью хитрость удавалась, но раза два гувернантка накрывала Софу на месте преступления. Тогда, как и вообще после всякой важной провинности, мисс Смит посылала Софу к отцу с приказанием самой рассказать ему, как она провинилась.

Василий Васильевич, как уже указывалось выше, мало интересовался подробностями, относящимися к воспитанию его детей. Меньше всего, конечно, подозревал Корвин-Круковский, какой сложный внутренний мир успел уже образоваться в голове той маленькой девочки, которая приходила к нему с повинной и ждала приговора. Хорошо понимая маловажность проступка дочери, он, однако, твердо верил в необходимость строгости при воспитании детей. Раз уже прибегли к вмешательству главы семьи, он должен проявить свою власть. Чтобы не ослабить своего авторитета, Василий Васильевич строгим и негодующим голосом говорит Софе: «Какая ты скверная, нехорошая девчонка. Я очень тобой недоволен. Поди, стань в угол!»

Двенадцатилетняя девица, которая за несколько минут перед тем переживала с героиней прочитанного украдкой романа самые сложные психологические драмы, становится, как малый ребенок, в угол. В тяжкой обиде она стоит там так тихо, что, случается, отец забудет о ней, а девочка из гордости ни за что не попросит сама прощения. Наконец, папа вспомнит о Софе и отпустит ее со словами: «Ну, иди же, и смотри не шали больше!» Через несколько минут Василий Васильевич забывает об этом мелком эпизоде, а Софа уходит из его кабинета с чувством недетсткой тоски и огромной незаслуженной обиды.

Таково было семейное воспитание Софьи Васильевны,' которая через все детство пронесла твердое убеждение, что она нелюбима в семье.

Дети поместного дворянства получали общее образование в закрытых институтах, устроенных по типу монастырей и отличавшихся всеми их особенностями: оторванностью от жизни, затхлостью нравственной атмосферы, скрытым развратом и внешним фарисейским, благочестием. Родители, понимавшие; вред этой растлевающей обстановки, приглашали в свои дома так называемых домашних учителей на все время ученья. Такой способ обучения также имел свои плохие стороны; главной из них была почти совершенная разобщенность учащихся от сверстников.

В отношении учителя Корвин-Круковским посчастливилось. Переехавший в Палибино Иосиф Игнатьевич Малевич был порядочный человек и добросовестный преподаватель, он обладал достаточными знаниями для общего ознакомления учениц с литературой, историей и математикой, всем, что требовалось от дворянских дочерей.