Виктор Буганов - Булавин

— Плохо государю служишь, поручик. Плохо. Дай-ка сюда чертеж.

Князь Иван Михайлович разложил по столу чертеж, расправил по сгибам.

— Так... — Водя пальцем, дошел до Бахмута. — Вот место новопоселенное, где соловарные курени построены. Угу... Это Тор, а от него до Бахмутского городка, пишешь, 30 верст. Так? Дорога есть?

— Дороги нет, дикою степью ехать надобно.

— М-да... От Бахмута-реки до донского казачьего торгового города Сухарева 35 верст, а стоит он за Северским Донцом на Ногайской стороне. От Тору вниз по Северскому Донцу до того Сухарева городка 65 верст. А к Изюмскому полку та речка Бахмут пришла ближе пяти верст. Ну, ясно. Хоть это есть. Ступай, поручик, отдохни малое время. Бумаги оставь — в Москву пошлем для ведома и указу. Да помни: в наказе, и на письме и словом, не все в строку пишется и в речи говорится; и между строкой и словами нужно нечто угадывать. Это тебе на будущее, молодой еще...

— Слушаю, господин генерал!

Кольцов-Мосальский проводил взглядом уходившего поручика, прихлопнул бумаги на столе, задумался: «Эх, молодость, молодость! Нам бы, старикам, вашу резвость... О-хо-хо! Вишь ты — не походы и сражения, не осады и штурмы делай, а неприятности с казаками разбирай. Захватывают земли, зацепки чинят с изюмцами, беглых принимают и их укрывают. Перепись знать но хотят, государевой белогородской службы казаков требуют согнать с Бахмута и иных мест. Не быть бы смуте... Да и время такое — война идет, швед грозит, ножи точит... Ну да господь милостив». С тем и покончил генерал с бахмутским делом — послал в Разрядный приказ книги и чертеж Петра Языкова, и дело с концом!

Донские казаки, на которых сердился генерал, не успокаивались. И в этом, 1703 году, и в следующем, «в розных месяцех», войсковой атаман Яким Филипьев и все Войско Донское шлют в Посольский приказ жалобу за жалобой: Федор Шидловский и его полчане не дают донским казакам селиться по урочищам на речке Бахмуте и, не дожидаясь описных книг и чертежа Языкова, новопостроенный их казацкий городок с жилищами разорили до основания, пожитки казаков разграбили, их соляными заводами завладели, а их, казаков, с того поселения с бесчестием и с ругательством согнали, похваляясь смертным убивством, без указу, самовольством своим.

А на рубежной речке Жеребце, продолжают жалобщики, на той ее стороне, что в дачах их, донских казаков, и на другой речке — на Красной — те же полковник и полчане — изюмцы заводят пасеки, мельницы и всякие заводы самовольством. Их, казаков, стесняют, луга и сенные покосы, и всякие угодья отолачивают и отбивают. Рубежи по той Красной речке отводят (переносят) от их казацких городков самовольством же, новые грани насекают и столбы ставят в самых ближних местах к их городкам казацким. И в те угодья им, казакам, выезжать не велят и на них похваляются смертным убийством.

Донцы снова настаивают, что речка Бахмут из давних лет в рыбных и звериных ловлях и во всяких добычах владение было их, казацкое. Они живали на той реке для обереганья Изюма и Коротояка от приходу неприятельских людей. А тесноты им, казакам, и разорения и запрещения не было. А ныне Шидловский их истесняет и населяет то место своими черкасами.

В Москве разрядные чиновники, изучив описные и переписные книги, чертеж Петра Языкова, прислали государев указ: русских людей, попавших в список, ведать торскому приказному человеку, черкас — изюмскому полковнику Федору Шидловскому; всем изюмцам быть своем полку по-прежнему. А впредь в то место на речку Бахмут донских казаков, пришлых людей, черкас не пускать без указу великого государя и без грамот из Разрядного приказа «для того, что то урочище по описи явилось в Ызюмском полку, от реки Северного Донца на Крымской стороне, а от донских городков в дальном разстоянии и за Северским Донцом». По описи Петра Языкова никакой крепости, о которой пишут донские казаки, на Бахмуте не оказалось; и, опричь двух донцов, никого из них там нет.

Вокруг урочищ и новопоселенного городка на Бахмуте и угодий по той же реке, Жеребцу и Красной началась тяжба между донцами и изюмцами. Она затронула насущные интересы и нужды обеих сторон. Возможности той и другой нельзя считать одинаковыми. Войско Донское, теснимое со всех почти сторон государевыми землями и полками, пыталось сохранить свои владения, даже увеличить их за счет пустовавших до недавнего времени земель Дикого поля, не допустить ущемления старинных прав и привилегий — на богатые рыбные и звериные ловли, пчелиные, лесные, покосные угодья, на автономное казацкое самоуправление, наконец, на прием беглых. Черкасская старшина, заявляя права на Бахмут, его промыслы и угодья, требуя ухода изюмцев с трех рек, отстаивала общие интересы донских казаков и особенно свои собственные, старшинские. Войсковой атаман, его есаулы, помощники, станичные атаманы и есаулы близлежащих городков имели по тем и другим рекам земли, угодья, промыслы и, что очень важно, немало наемных работников из беглых и своей же братьи казаков. К старшинскому кругу, как и Степан Разин, принадлежал и Кондрат Булавин. Правда, в сравнении с черкасскими старшинами он выглядел «провинциалом», человеком не таким богатым и влиятельным, как они. Но положение станичного атамана давало определенные привилегии и возможности. Можно полагать, Кондрат имел не только курень и атаманскую булаву, но и какое-то имущество, движимое и недвижимое, в том числе угодья, солеварни и, возможно, наемных работников. Недаром год-другой спустя он явится над солеварами и в целом над Бахмутом атаманом. Как видно, казаки Трехизбянской станицы, жителем которой он был, по примеру других стремились в новые заманчивые моста на Бахмуте. Общие интересы владельцев объединяли черкасскую и станичную старшину, до поры до времени, конечно, пока дело не дошло до недовольства, тем более угроз и репрессий из Москвы, от царя.

Изюмские и белгородские воеводы, генералы и офицеры, все полчане были в более выгодных условиях. Их положение государевых служилых людей, на которых власти открыто опирались в усилении своих позиций, в политике продвижения и освоения новых земель на юге, стеснения прав и вольностей Войска Донского, обещало им верную победу в борьбе с донцами за угодья по Бахмуту, Жеребцу и Красной, к северу и югу от Северского Донца.

Получив благоприятное решение Москвы, Шидловский тотчас шлет на Бахмут сотника Данила Данилова и полкового писаря Осипа Щербину. Там собрали на сходку всех жителей. Щербина прочел им государеву грамоту, особо выделил слова:

— А черкас написать по-прежнему Изюмского полку в казаки, а русских ведать торскому приказному человеку. И впредь русских людей, и черкас, и донских казаков без указу великого государя на речку Бахмут принимать не велеть.