Юлия Андреева - Ближнее море

Безвозвратные потери

Мне было пять лет, когда не стало отца. Осень, дача в Воейково, овальная лужица под облезлой лесенкой на детской площадке. Под лесенкой, по которой мы пытались забраться на самое солнышко.

Ночью плакал дождик, он знал.

Нас с Виталиком увели в дом. Веселым мячиком брат бегал между мной и мамой, пытаясь утешить. Сама трагедия до него не доходила, все произошло слишком далеко и потому, наверное, мало трогало. Беспокоило, что совсем рядом плачем мы.

Я мало что помню о том дне: сначала было весело, а потом веселье оборвалось и нас увели в сплошное горе.

Когда еще через пять лет не стало дедушки, нас с братом тоже выдернули из радости. Наверное, из самой увлекательной и веселой игры, какая только бывает, чтобы препроводить в горе, избыть которое не удалось и по сей день. Но сначала это не было горем. Я даже подумать тогда не могла, что горе может быть таким необъятным и безысходным, что даже спустя тридцать лет я не сумею с ним примириться.

Бабушка послала нас с братом искать в саду дедушку. Резиновые сапоги едва доходили до колен, а высокая, вся в блестящих дождинках трава доставала до пояса.

Мне было приятно ощущать себя в мокрой одежде, представляя, будто пробираюсь через джунгли. Сначала мы были одни, потом в «игру» включились взрослые. Мы с братом чувствовали себя разведчиками, проводниками в мир неведомого. Шутка ли, мы показывали дорогу, вели за собой – мимо кустов сирени, по тропинке под гору, в которой дед несколько раз пытался прорубить лопатой ступени. Их всегда смывало дождем.

Мы видели озабоченные выражения лиц, отмечали ту необычную мягкость, с которой участники поискового отряда пытались разговаривать с нами, но мы ничего не предощущали, очарованные новыми событиями. Это было затишьем перед бурей.

Деда нашли в цветах сирени – точно актера, вышедшего на свой последний поклон, да так и заснувшего под грандиозным, ароматным букетом.

У меня кружилась голова, я плакала и падала без сил. Мама дотащила меня до кровати. Потом целый год я видела деда во сне, не в состоянии до конца поверить в неизбежность и невозвратность. В конце концов так и не смирившись, я продолжаю жить и поныне, оплакивая его уход.

– Время от времени меня спрашивают, чего тебе не хватает для полного счастья?

– Чего? Кого! Тех, кто ушел безвозвратно, – отвечаю я.

Последний кусочек колбасы

Отказалась от мяса с незапамятных времен и нисколько не жалею об этом. Хватит уничтожать братьев наших меньших. Рыба? Рыба – другое дело. Вот подумайте сами: если Ной собирал в ковчег всякой твари по паре, кого там не было?

Рыб. Почему? Да потому что какой смысл спасать рыб от наводнения?

Вот поэтому рыбы не наши побратимы и родственники, не те, чье спасение было санкционировано свыше, – исходя из этого, рыб есть можно.

Во всяком случае, это я так научилась отшучиваться.

А на самом деле ковчег здесь, конечно же, ни при чем. Просто однажды я начала замечать, что после самой обыкновенной котлеты не могу не то что прыгнуть повыше, а даже двигаюсь словно беременная слониха. Не ем мяса – и спокойно порхаю по сцене. И еще одно: невыносимо после трапезы видеть на тарелки кости. Ощущаешь себя в кунсткамере или на кладбище домашних животных.

Ну, в общем понятно. Решила отказаться от мяса, сказала – отрезала. Сначала не хватало чего-то, потом привыкать начала. Иногда брат или мама спросят: ну ты хоть в этом году попробуешь мяса? Я только плечами пожимаю. Зачем?

Но вот настал момент, когда после десяти лет воздержания от поедания безвинных животных я все же нарушила свой обет.

Произошло это в Японии, в клубе, где я работала.

В заведении тогда была хима – дико скучное время, когда за целый день не зайдет ни один клиент и все работающие там девочки вынуждены сидеть в вечерних платьях и полном гриме, ожидая невесть чего. Танцевать для пустых столов и скучно торчащих в проходах официантов, обрывать телефоны знакомым, умоляя их хотя бы ненадолго заглянуть в клуб?

В один из таких унылых вечеров к нам неожиданно заявился страшно вредный тип, с которым при лучшем раскладе я бы точно за один столик не села. Но сейчас мы и такому гостю были рады.

За что мы его не любили? Вроде и собой недурен, и умишко какой-никакой у мужика наличествовал. Просто больше всего на свете обожал он издеваться над людьми. То назначит девушке встречу минут за пятнадцать до начала работы: мол, поднимемся вместе в клуб, а я упрошу хозяина с тобой погулять. Девчонка ждет, волнуется, звонит ему на трубку. А он ей отвечает: мол, уже близко, в пробке застрял, уже видит ее.

А потом за пару минут до начала работы, когда у девушки уже истерика, возьмет да и отменит все: дескать, дело неотложное появилось. Вот и несется бедняжка на работу, ломая каблуки и мешая на лице слезы с косметикой. Опоздание – 300 баксов, такие деньги на дороге не валяются.

Или для смеха возьмет и вместо пенки для волос подсунет крем для депиляции… На тюбике ведь иероглифы – попробуй разберись.

В общем гад он, хоть и японец.

А в тот день по всем приметам вижу: ко мне решил прикопаться. Сидит в компании филиппинок и двух украинок, и всей компанией они на меня взгляды кидают. То он посмотрит, то они, то он, то они…

Наконец позвали меня за стол.

– Ты самая белая в клубе! – смотрит на меня, посверкивая очками-половиночками.

– Возможно, – скромно опускаю глаза. «Самая, самая, это все знают. Японки за такую белизну состояния спускают, а на меня это совершенно бесплатно свалилось».

– И лучше всех танцуешь?

«Тоже не поспоришь. Звезда шоу, она и в Африке звезда». Смотрю, пытаюсь понять, какую каверзу для меня изобрели. Не может же он без гадостей.

– Ичибан?!

– Нет, вот это неправда. Ичибан, то есть первый номер – за моей подружкой Линдой. У нее отличный японский и гостей больше. Мои же в основном на шоу приходят. Так что далеко мне до совершенства.

– Все равно самая-самая… – довольная круглая рожа расплывается в умильной улыбке.

Ну точно, сейчас что-то скверное предложит.

– Я слышал, что ты еще и вегетарианец? Колбаски не желаешь?

Одна из девушек пододвигает ко мне тарелочку с аккуратно разложенными кружками салями.

– Домо аригато. Нику таберу най[4], – кланяюсь я.

– Табетай?[5]

– Хай. Содес.[6]

– Дозо,[7] – тарелка двигается ко мне.

– Нику таберу най.[8]

– Иронай дес ка?[9]

– Зен-зен иронай.[10]

В это время одна из украинок подсаживается ко мне, а филипинка начинает что-то шептать гостю.