Вадим Бакатин - Избавление от КГБ

Хрущевская «оттепель» позволила во многом остановить карусель смерти. С процессами над Берией и Абакумовым наиболее одиозные проявления политики массового террора ушли в прошлое, органы госбезопасности были освобождены от лиц, прямо замешанных в репрессиях. Миллионы людей возвращались из небытия ГУЛАГа к нормальной жизни, восстанавливалось их доброе имя. Однако не менялась тоталитарно-бюрократическая общественная система, основанная на господстве одной идеологии, на страхе и подавлении, а значит, не могли качественно измениться те функции, которые выполняли органы госбезопасности, этой системе служившие. Да, КГБ стал действовать методами более деликатными, тонкими, но репрессивная его сущность оставалась прежней.

И не случайно, что с ростом оппозиции реформаторским начинаниям Хрущева Комитет госбезопасности во главе с В. Е. Семичастным оказался в центре заговора, который привел к отстранению Хрущева от власти в октябре 1964 года.

Новая, брежневская эпоха возвестила о своем приходе похолоданием политического климата, ростом нетерпимости властей к любым проявлениям инакомыслия. В Уголовном кодексе появилась статья (1901), предусматривавшая наказание за распространение слухов и информации, порочащих государственный и общественный строй. Это оставляло широкое поле для толкований состава преступления и развязывало руки КГБ. Главными врагами теперь становились диссиденты — честные и думающие люди, совесть-нации, отстаивавшие идеалы демократии, прав человека, гражданского общества. Многих из них ждали тюрьмы, куда они попадали после короткого и негласного судебного разбирательства, и их имена никогда не становились известными советской общественности, от имени которой вершился суд. Другие оказывались в психиатрических «лечебницах», после того как специально подобранные КГБ комиссии экспертов «находили» у них всякого рода патологические синдромы на антисоветской и иной почве. Третьи — с которыми нельзя было так просто расправиться, люди масштаба Александра Солженицына и Андрея Сахарова — превращались в изгоев общества. За каждым их шагом и словом КГБ тщательнейшим образом следил, используя все мыслимые контрразведывательные средства — слежку, прослушивание телефонных и всех иных разговоров, разработку связей и т. д. Свидетельство тому — более 550 томов дела оперативной разработки по Сахарову и 105 томов — по Солженицыну, которые хранились в архивах КГБ. Но об их полном содержании мы уже никогда не узнаем. В 1989–1990 годах по приказу руководства Комитета досье были уничтожены, а «печи после сожжения проверены», о чем составлены соответствующие акты. Но отдельные документы сохранились, и они дают хорошее представление о менталитете руководства КГБ брежневской поры.

«С чувством гнева и презрения отзываются о Солженицыне представители рабочего класса и колхозного крестьянства, выражающие свое возмущение развернутой на Западе антисоветской кампанией вокруг имени этого предателя», — информировал 17 января 1974 года ЦК КПСС Председатель КГБ Юрий Андропов, приводя в доказательство слова никому не известных токарей, доярок, ученых, в глаза не видевших ни одной строчки из произведений великого писателя-гуманиста. Через 2 недели — 6 февраля — в тот же адрес идет документ, подписанный Андроповым и Генеральным прокурором Руденко: «Как известно, в последнее время буржуазная пропаганда, используя враждебный пасквиль Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», подняла во многих европейских странах и США шумиху, направленную против СССР, его внешней и внутренней политики. Причем эта волна антисоветизма отличается не только клеветой на Советский Союз, но и стремлением инспирировать враждебные выступления в нашей стране, а также против ее представительств за рубежом.

Анализ показывает, что вся эта кампания достаточно хорошо скоординирована и направляется из единого центра.

…Представляется целесообразным вызвать Солженицына к заместителю Генерального прокурора СССР т. Малярову М. П. и заявить ему, что в связи с его антисоветской деятельностью Прокуратура СССР считает необходимым заняться рассмотрением имеющихся на этот счет материалов». Еще через неделю Нобелевский лауреат был выдворен из Советского Союза.

Без суда и следствия в г. Горький на 7 лет был выслан великий ученый, человек совести академик Сахаров. Символично, что Советская власть лишила его трех звезд Героя Социалистического Труда за разработки в области ядерной физики и создание советского атомного оружия, которое помогло этой власти продлить свое существование на десятки лет за «железным занавесом».

КГБ представлял угрозу обществу не только как репрессивный механизм. Комитет был одним из главных, если не главным, источников той информации, на основании которой принимались решения высшим государственным руководством. В том, что экономика СССР была истощена в результате убийственного военного строительства, помимо объективной логики политического соперничества двух систем в значительной степени виновата информационная политика КГБ. Со стороны Комитета неизменно поступали сведения об отставании Советского Союза от Запада по тем или иным компонентам вооружений, которые служили основанием для дальнейшего раскручивания спирали военных программ без учета реальных возможностей экономики и нужд людей. А паранойя поиска врага в лице «мирового империализма» только способствовала раздуванию студеных ветров «холодной войны».

Я не собираюсь давать в этой книге историю органов безопасности. И тем более не считаю правильным, как это сейчас принято, рисовать деятельность ее сотрудников только черным цветом, хотя, конечно, темные тона на этом полотне превалируют. Нельзя забывать о сотнях сотрудников, бросивших открытый вызов сталинской системе произвола в 30-е годы и за это поплатившихся жизнью. О тяжелой, не «киношной» работе разведчиков, проводивших свои никому не видимые операции на истощении нервов.

Не вина, а трагедия честных людей, работавших в КГБ и сотрудничавших с ним, искренне веривших в идеалы служения Родине, что на самом деле они служили не Родине, а системе, лозунгом которой была борьба ради созидания, а на деле получалась только борьба, разрушение без созидания. Речь не идет об отдельных стройках, освоении целины или шедеврах художников. Речь идет о такой организации жизни, где и освоение целины приводит к трагедии, а шедевры прячут на полку. В этом смысле вина чекистов была не намного большей, чем вина учителя, десятилетиями вдалбливавшего в головы своих учеников те догмы марксизма, в которые он сам либо верил, либо убедил себя, что верит; или журналиста, искавшего внутреннего примирения с действительностью, вынужденного воспевать «успехи социалистического строительства» и закрывать глаза на пороки общественной системы. Смелых людей, бойцов, диссидентов, противников режима было немного. И хотя тогда пели, что «героем становится любой», не может все общество состоять из одних героев. Подавляющее большинство людей — и в годы сталинизма, и в годы брежневщины — просто учились, работали, принимая действительность такой, какая она есть, и подчиняясь общему потоку жизни, жили и честно, как понимали, делали свое дело. Таковы суровые правила тоталитарного режима: либо ты живешь, «как все», как указывает вождь, партия и «народ», либо ты уже не народ, а «враг народа» и должен уйти в небытие. Люди приспосабливались к такой жизни, вырабатывали какие-то механизмы самозащиты, в том числе и от собственной совести. Совесть ведь тоже убивает.