Дмитрий Волкогонов - Троцкий. Книга 2

Нельзя не отметить, что на деле никакого "нового курса" на внутрипартийную демократию, борьбу с бюрократизмом осуществлено не было, хотя такой курс и отвечал настроениям масс. Троцкий воспринял резолюцию Политбюро и Президиума ЦКК от 5 декабря 1923 года как поворот к "новому курсу", а в действительности руководящая партийная верхушка и не собиралась проводить ее в жизнь. Изначально партия была создана Лениным именно такой: замкнутой, иерархической, жесткой, бюрократической. Разговоры о "курсе на демократизацию партии" можно оценить как тактический прием в борьбе с Троцким.

На время Троцкий сник. Днями он не выходил из дому, сказываясь больным. Ездил лечиться, несколько раз с Мураловым выезжал на охоту. Писал письма, приводил в порядок свой огромный архив. Он сейчас больше походил на профессора провинциального университета, готовящегося засесть за написание новой книги. Разбирал обильную почту. Вот, например, письмо ответственного редактора военно-политического журнала "Военный вестник" Д.Петровского. В письме сообщается о лекциях М.Тухачевского под названием "Поход за Вислу", в которых тот заявлял, что из-за нашего военного поражения было разорвано связующее звено между Октябрьской революцией и западноевропейской. Соглашаясь с выводом Тухачевского, Троцкий подчеркнул фразу: "Кампанию 1920 года проиграла не политика, а стратегия"[40]. Но это теперь уже в прошлом, как и неиспользованный революционный шанс Германии. Троцкий, отказавшийся поехать помочь Брандлеру в Гамбург, тем не менее считал, что при лучшей организации восстание могло бы победить… А в будущем только "победа над фашизмом проложит дорогу диктатуре пролетариата…"[41]. Троцкий перебирал бумаги. Вместе с Сермуксом и Познанским они отбирали в личном архиве Предреввоенсовета речи, статьи, тезисы выступлений: предстояло готовить очередные тома собрания сочинений Троцкого.

Вот целая пачка документов, которые Лев Давидович хотел использовать для брошюры об инвалидах и ветеранах гражданской войны. Троцкий не забыл, как он с женой пытался создать некую организацию для заботы, как тогда говорили, об "увечных воинах", но бедность страны и быстро цементирующая все бюрократия глушили дело. В конце 1922 года он подготовил записку в Оргбюро ЦК, где говорилось, что "с расформированием Собеса вопрос о военных инвалидах, т. е. в первую голову об инвалидах гражданской войны, окончательно повисает в воздухе… Нет лица, которое бы сосредоточило в своих руках всю соответственную работу. Вследствие перевода тов. Бурдукова на Украину, а Председатель Всерокомпома (Всероссийский комитет помощи. — Д.В.) Н.И.Троцкая в отпуску по болезни, Собес расформирован. Это грозит полным параличом всего дела"[42].

Он помнил, каким образом внимание руководства РКП было привлечено к этой проблеме. На параде в честь Красной Армии группа инвалидов разместилась недалеко от трибуны и занималась вымогательством. Троцкий, обескураженный и обозленный такой формой напоминания о себе, написал командующему МВО Н.И.Муралову, которого хотел в будущем назначить "помощником для особо важных поручений Председателя РВС Республики" (тот и был назначен в феврале 1925 г., но трудился уже под началом Фрунзе): "…следует объявить под личную расписку всем инвалидам, что если они будут обращаться не обычным путем, а нарушая необходимый порядок во время парадов, народных собраний и пр. и пр., то виновные в этом будут высылаться из Москвы в один из провинциальных городов…"[43].

В последующем Троцкий привлек Всерокомпом, Политуправление РККА и другие органы к делу организации заботы об инвалидах, предлагая решать этот вопрос в плоскости "материальной помощи и социальной педагогики", то есть привлекая "увечных воинов" к посильному труду[44].

Боже, чем ему в жизни не приходилось заниматься! Спад популярности и политической активности совпадает с периодом переосмысления былого, ушедшего, когда крепнет намерение отдавать больше времени литературному труду.

Казалось, Троцкий смирился с явным ослаблением своего влияния и не обострял отношений с партийной верхушкой. Довольно пассивно исполняя обязанности члена Политбюро и наркомвоенмора, Троцкий с головой ушел в подготовку собрания своих сочинений. Еще до окончания гражданской войны, с согласия Ленина, было принято решение ЦК о многотомном выпуске книг, статей, памфлетов Троцкого. С участием своих помощников Троцкий готовил к публикации тома написанного и сказанного им в разное время, в разных странах, по разному поводу. Для историка это многотомье представляет немалый интерес. Но, как это часто бывает, в сочинения Троцкого попало много второстепенного, слабого, случайного.

Один из очередных томов он посвятил Октябрьской революции. В 1924 году, находясь в Кисловодске "на водах", Троцкий много писал. Просматривая почту, с негодованием отмечал, что в партийной печати все чаще вспоминали его меньшевистское прошлое. Однажды, вернувшись с Натальей Ивановной с очередной прогулки, он засел за написание предисловия к тому об Октябрьской революции, которое еще раньше решил опубликовать и как самостоятельную статью. В ней он намеревался дать ответ своим многочисленным критикам и сказать, "как все было". Писал Троцкий очень быстро: за три дня брошюра почти в шестьдесят страниц была готова. По сути, Лев Давидович напоминал в ней о своей роли в Октябрьской революции. Хотя после нее прошло всего семь лет, в партии, сильно разбухшей за это время, осталось не так уж много действительных участников самого Октябрьского переворота.

Очерк Троцкого "Уроки Октября" приковал к себе внимание всей партии. Автор высоко отозвался о роли Ленина в революции, развенчал Зиновьева и Каменева, прямо сказал о незначительности Сталина. В "Уроках" цитируется письмо Каменева: "Не только я и тов. Зиновьев, но и ряд товарищей-практиков находят, что взять на себя инициативу вооруженного восстания в настоящий момент, при данном соотношении сил, независимо и за несколько дней до съезда Советов, было бы недопустимым, гибельным для пролетариата и революции шагом!"[45] Кто знает, может, это выступление против восстания было не только мужественным шагом, но и глубоко верным? Троцкий однозначно говорит, и говорит справедливо, что нужно изучать историю Октябрьской революции. "Было бы недопустимым, — отмечает он, — вычеркивать из истории партии величайшую главу только потому, что не все члены партии шли в ногу с революцией пролетариата. Партия может и должна знать все свое прошлое, чтобы правильно расценить его и всему отвести надлежащее место"[46]. Но и Троцкий не сказал главного. Власть нетрудно было взять, потому что тогда никто не хотел ее защищать. Это затем мы все стали говорить о "гениальном плане" и "стратегии" Ленина… Своим очерком Троцкий для многих осветил картину Октября. Этим он пытался не только восстановить историческую истину, но и защитить собственное имя, которое продолжали склонять, без конца напоминая дооктябрьские грехи. Скажу, однако, что поскольку он был едва ли не главным героем переворота, картина была написана в романтических тонах: мудрые вожди, проницательные планы, подъем революционного народа и т. д. На самом деле все было гораздо прозаичней. На другой день после восстания большинство жителей Петрограда вообще не знали, что власть сменилась и перешла в руки большевиков.