Пьер Жильяр - Император Николай II и его семья
Только одни родители могли взять на себя решение такого вопроса, могущего иметь столь серьезные последствия для ребенка. К моему великому удивлению, они всецело присоединились ко мне и заявили, что согласны на опасный опыт, на который я сам решался лишь с тяжелым беспокойством. Они, без сомнения, сознавали вред, причиняемый существующей системой тому, что было самого ценного в их ребенке. Они любили его безгранично, и именно эта любовь давала им силу идти на риск какого-нибудь несчастного случая, последствия которого могли быть смертельны, лишь бы не сделать из него человека, лишенного мужества и нравственной стойкости.
Алексей Николаевич был в восторге от этого решения. В своих отношениях к товарищам он страдал от постоянных ограничений, которым его подвергали. Он обещал мне оправдать доверие, которое ему оказывали.
Как ни был я убежден в правильности такой постановки дела, мои опасения лишь усилились. У меня было как бы предчувствие того, что должно было случиться….
Вначале все шло хорошо, и я начал было успокаиваться, — как вдруг внезапно стряслось несчастье, которого мы так боялись. В классной комнате ребенок взлез на скамейку, поскользнулся и упал, стукнувшись коленкой об ее угол. На следующий день он уже не мог ходить. Еще через день подкожное кровоизлияние усилилось, опухоль, образовавшаяся под коленом, быстро охватила нижнюю часть ноги. Кожа натянулась до последней возможности, стала жесткой под давлением кровоизлияния, которое стало давить на нервы, и причиняла страшную боль, увеличивавшуюся с часу на час.
Я был подавлен. Ни Государь, ни Государыня не сделали мне даже тени упрека; наоборот, казалось, что они всем сердцем хотят, чтобы я не отчаялся в задаче, которую болезнь делала еще более трудной. Они как будто хотели своим примером побудить и меня принять неизбежное испытание и присоединиться к ним в борьбе, которую они вели уже так давно. Они делились со мною своей заботой и трогательной благожелательностью.
Императрица сидела у изголовья сына с начала заболевания, нагибалась к нему, ласкала его, окружала его своей любовью, стараясь тысячью мелких забот облегчить его страдания. Государь тоже приходил, как только у него была свободная минута. Он старался подбодрить ребенка, развлечь его, но боль была сильнее материнских ласк и отцовских рассказов, и прерванные стоны возобновлялись. Изредка отворялась дверь, и одна из Великих Княжон на цыпочках входила в комнату, целовала маленького брата и как бы вносила с собою струю свежести и здоровья. Ребенок открывал на минуту свои большие глаза, уже глубоко очерченные болезнью, и тотчас снова их закрывал.
Однажды утром я нашел мать у изголовья сына. Ночь была очень плохая. Доктор Деревенко был в беспокойстве, так как кровотечения еще не удалось остановить и температура подымалась. Опухоль снова возросла, и боли были еще нестерпимее, чем накануне. Цесаревич, лежа в кроватке, жалобно стонал, прижавшись головой к руке матери, и его тонкое, бескровное личико было неузнаваемо. Изредка он прерывал свои стоны, чтобы прошептать только одно слово «мама», в котором он выражал все свое страдание, все свое отчаянье. И мать целовала его волосы, лоб, глаза, как будто этой лаской она могла облегчить его страдания, вдохнуть ему немного жизни, которая его покидала. Как передать пытку этой матери, беспомощно присутствующей при мучениях своего ребенка в течение долгих часов смертельной тревоги, этой матери, которая знала, что она причина этих страданий, что она передала ему ужасную болезнь, против которой бессильна человеческая наука! Как понимал я теперь скрытую драму этой жизни, и как легко мне было восстановить этапы ее долгого крестного пути.
Глава IV. Императрица Александра Феодоровна
Будущая Императрица Александра Феодоровна, Алиса Гессенская, четвертый ребенок великого герцога Людовика Гессенского и Алисы Английской (младшей дочери королевы Виктории) родилась 6 июня 1872 года в Дармштадте. Она рано потеряла свою мать и большую часть своего воспитания получила при английском дворе. Здесь она скоро сделалась любимой внучкой королевы Виктории, перенесшей на белокурую Алису всю нежность, которую питала к ее материи.[10]
В возрасте 17 лет, молодая принцесса долго гостила в России у своей сестры Елизаветы, вышедшей замуж за Великого Князя Сергея Александровича, брата Императора Александра III. Она принимала участие в жизни Двора, присутствовала на парадах, приемах и балах и, будучи очень красива, имела успех.
Все видели уже в ней невесту Наследника Цесаревича, но вопреки всеобщему ожиданию Алиса Гессенская вернулась в Дармштадт, не дождавшись никакого предложения.
Не остался ли у нее от этого некоторый осадок? — Как бы то ни было, пять лет спустя, когда ей было сделано официальное предложение, она проявила некоторое колебание.[11] Обручение все же состоялось в Дармштадте в течение лета 1894 года; затем жених и невеста провели некоторое время при английском дворе. Наследник Цесаревич вслед за этим вернулся в Россию. Несколько месяцев спустя, молодая принцесса принуждена была поспешно ехать в Ливадию, где умирал Император Александр III. Она присутствовала при его агонии и вместе с Императорской семьей сопровождала через всю Pocсию гроб с останками покойного Императора.
Перенесение тела с Николаевского вокзала в Петропавловский собор состоялось в грустный ноябрьский день. Огромная толпа теснилась по пути траурного шествия, двигаясь по грязным от мокрого снега улицам. При проезде процессии можно было слышать, как женщины из простонародья, набожно крестясь, перешептывались, намекая на молодую принцессу: «Она вошла к нам за гробом, она несет с собой несчастье.»
И в самом деле, с первых же дней в России, несчастье как будто привязалось к стопам той, которую за ее веселость и ослепительную красоту в молодости называли «sunshine» — «луч солнышка.»
26 ноября, иначе говоря, менее месяца после кончины Александра III, среди общей горести, состоялась свадьба. Год спустя, Императрица родила первого ребенка — дочь, которую назвали Ольгой.
14 мая 1896 года, в Москве, состоялась коронация молодой четы. Злой рок уже, казалось, гнался за ними, все помнят, что эти торжественные празднества дали повод ужасному случаю, который стоил жизни многочисленным жертвам. Поспешившие отовсюду на праздники крестьяне столпились ночью на Ходынском поле, где должна была состояться раздача подарков. Вследствие дурной организации произошла паника, и более двух тысяч человек были раздавлены или задохлись в канавах под натиском толпы, которую обуял ужас.
