Эрвин Ставинский - Восемнадцатое мгновение весны. Подлинная история Штирлица
– Ты извини, у вас перекусить чего-нибудь не найдется? – спросил он.
Корнель быстро достал приготовленные Васильевым для немца бутерброды, налил в стакан чаю. Пока резидент ел, он, присев сбоку, стал рассказывать о том, что им было проделано за последнее время, а потом остановился на визите Кура. Гольденштейн слушал, изредка задавал уточняющие вопросы, его красивое лицо оставалось спокойным. Лишь когда речь пошла о необычном посетителе, он оживился и попросил все повторить в подробностях.
Гольденштейн – оперативный псевдоним «Доктор», он же «Александр» – был тем самым человеком, чье мнение и чьи советы в процессе разведывательной работы, без сомнения, интересовали Корнеля, впрочем, как и других оперативников. Член РСДРП с 1900 года, Гольденштейн был одним из самых опытных и заслуженных работников Иностранного отдела ОГПУ. До перевода в Германию он много лет проработал на Балканах и Ближнем Востоке и в настоящее время, помимо резидентуры в Германии, руководил из Берлина работой агентурных сетей во Франции и Англии, не забывая при этом своих старых знакомых на Ближнем Востоке. Резидентура в Берлине поддерживала строго конспиративную связь с руководством Германской коммунистической партии и помогала ему материально.
«Доктор» обладал редкостным талантом делать правильные выводы из минимума данных. Осмысливая факты, он нередко по какой-нибудь частности приходил к весьма неожиданному умозаключению и, как правило, не ошибался. Поэтому Павел обстоятельно, до мелочей изложил ему все, в том числе и свои сомнения относительно версии посетителя, и, закончив, приготовился внимательно слушать.
Тем временем Гольденштейн, доев бутерброд, закурил. Наконец он заговорил, как всегда тихо и неторопливо.
– Да, возможно, посетитель провокатор. Настораживает то обстоятельство, что он настаивал на встрече именно со мной.
– И вел он себя необычно, – заметил Корнель. – Как-то уж очень развязно и цинично.
– А может, сильно нервничал? Он действительно давно мог сидеть без работы и поэтому проявлял такую настойчивость, – тихо и неторопливо рассуждал Гольденштейн. – М-да, есть над чем подумать…
Излагая информацию, он, по обыкновению, все время ставил под сомнение каждый сообщаемый факт и свои предложения и требовал такого же критического отношения от тех, кто его слушал. Он не любил бездумного поддакивания, его правилом было: подчиненные должны откровенно и независимо высказывать свои соображения, спорить и противоречить. За два года совместной работы Корнель отлично усвоил эту манеру обсуждения и ценил ее эффективность.
– Этим делом, Павел Иванович, придется заняться тебе, – сказал Гольденштейн. – Эрнста Кура надо проверить. Подключи друзей[3], дай задание нашему источнику в полицай-президиуме, может быть, он сможет что-нибудь узнать. Если ничего настораживающего не добудешь, вытягивай Кура в город. Для начала попроси собрать данные на кого-либо из известных нам лиц. В качестве аванса выдай ему марок сто, не больше. Регулярно докладывай мне и Смирнову, как будут идти дела. А сейчас пойдем в резидентуру – уже вечер!
– Понятно, Ефим Соломонович! – Павел стал торопливо собирать со стола бумаги.
В последние дни Корнель при содействии Дмитрия Смирнова, а также через других сотрудников стал осторожно наводить справки о Куре.
Время летело стремительно. Как-то утром, в сентябре, около десяти часов, когда Павел еще не начал прием иностранцев в консульском отделе, зазвонил телефон. Корнель поднял трубку.
– Павел Иванович! – Павел узнал голос Смирнова. – Быстренько подымись наверх! Тебя хочет видеть Ефим Соломонович.
– Есть. Иду! – Павел машинально поправил узел галстука, бегло взглянул на себя в зеркало, на ходу бросив секретарю, что его вызывает начальство, и устремился по переходу в главное здание представительства.
Постучав предварительно в дверь, он вошел в просторный кабинет. Гольденштейн, как обычно, сидел за пустым столом. В коллективе уже все знали, что ему готова замена – в конце октября должен прибыть новый резидент Самсонов, ветеран ВЧК и Иностранного отдела. Гольденштейн, по существу, уже готовился к передаче дел. В своих сорок пять лет он решил связать судьбу с молодой женщиной, и в последнее время все замечали, что «Доктор» устал и хочет уйти на покой. Он несколько раз подымал вопрос о своей замене, но только теперь, осенью 1929 года, ему наконец разрешили вернуться в Москву. Начальник Иностранного отдела Триллиссер собирался назначить его своим помощником.
– Добрый день, Павел Иванович! – приветствовал резидент Корнеля, и по тону его голоса, по выражению лица Павел понял, что Доктор с утра пребывает в хорошем настроении. – Как самочувствие?
– Спасибо, самочувствие хорошее, – ответил Павел, чувствуя внутреннее облегчение от того, что возможного нагоняя, как это часто бывает при общении с начальством, сегодня не будет.
– Я пригласил вас вот зачем, – сразу перешел к делу Гольденштейн. – Из Центра пришла телеграмма. – Он поднял трубку и набрал номер шифровальщика. – Виктор, принеси телеграмму по А/70!
А потом вновь обратился к Корнелю.
– Напомни, что мы писали в Москву по источнику А/70 и его связям.
– Мы сообщали, – не спеша начал Павел, – что консульство посетил бывший чиновник политического отдела полицай-президиума Берлина Эрнст Кур и предложил нам свои услуги. По соображениям конспирации мы присвоили ему номер А/70 и приступили к его изучению. Через источник в полицай-президиуме «Папаша» нам удалось выяснить, что А/70 действительно являлся в прошлом чиновником пятого контрразведывательного отделения полицай-президиума. Одно время он был доверенным лицом начальника штаба штурмовых отрядов нацистской партии Франца Пфеффера фон Заломона и выполнял его личные поручения. Во время пребывания в командировке в Польше совершил уголовное преступление, находился под следствием, но при содействии нацистов дело было замято. За этот проступок А/70 из полиции уволен. В настоящее время объект с нацистами связи не поддерживает. Ему не доверяют, считая, что он выдавал секреты партии полиции.
– Как объясняет все происшедшее сам А/70? – спросил резидент.
– Он говорит, что произошло для него стечение обстоятельств: арестованный умер в камере сам по себе, но Кур не смог доказать свою невиновность. Выручили нацисты. Сотрудничать он с ними стал, потому что хотел заработать.
– А как на счет передачи информации в полицию?
– Этот факт он начисто отрицает. Считает, что его оболгали завистники из «Коричневого дома», поскольку он стал пользоваться доверием фон Заломона.
