Работы. Мемуар - Александр Феликсович Борун
Кстати, читал я как-то, что на контроле микросхем там сидят японки и смотрят в бинокулярный микроскоп, выискивая брак. Только он настроен своеобразно. В каждый окуляр видна своя половина предметного столика, а вовсе не его середина. Так контролёрша, опять же двумя руками сразу, берёт двумя пинцетами сразу две микросхемы и кладёт под микроскоп, каждым глазом рассматривает свою микросхему и ускоряет работу вдвое. Или почти вдвое. Не знаю, правда ли это. Это я в интернете когда-то прочёл. Может, просто дефекты искали, совместив две в идеале одинаковые микросхемы в бинокулярном поле зрения.
А вот что мне на заводе рассказывали про аналогичную ловкость. В может, уже на работе в Москве позже, теперь не помню. Но такое впечатление, что всё-таки ещё в Саратове. Японский наладчик какого-то оборудования вовсю пользовался своим умением есть палочками, требующим управляться независимо двумя палочками одной рукой. У него был осциллограф, стоящий на полу на ножках, а экран на верхней его стороне. Он взял одной рукой сразу два щупа этого осциллографа и тыкал ими сразу в две выбранных точки на схеме, а другой рукой крутил ручки настройки на осциллографе. Очень быстро.
Что касается той линии производства индикаторов, японцы рассказали, что у них на ней работает сто человек. Но, когда они такую продавали в ФРГ, немцы попросили их предусмотреть рабочие места для двухсот. Наши подумали, и попросили перерассчитать для пятисот31. Опять же, не могли они сказать, что у нас части этой линии будут располагаться на разных этажах, а детали будут в лотках, нагруженных стопками на тележки, перевозить между ними, пользуясь грузовыми лифтами, что займёт, наверное, половину рабочего времени. Лифта ведь ещё дождаться надо. Да детальки по лоткам рассовать, лотки нагрузить, разгрузить… А если две тележки столкнутся, и всё рассыплется, детальки придётся отмывать, и не водой с мылом, а каким-нибудь трихлорэтиленом или четырёххлористым углеродом, да в ультразвуковой ванне… А что делать? Строить новое здание?
Крыша и свалка
Кстати, про здание. ОКБ – довольно современное здание, из стекла и бетона, но крыша у него была покрыта рубероидом, как у отцовского гаража в Саратове. И протекала. Я это знаю, так меня на некоторое время послали помогать рабочим, которые её чинили. Покрывали новым рубероидом, приклеивая его смолой. Мне, в основном, доставалась низкоквалифицированная работа: привозить бидоны с расплавленной смолой. Не знаю, какая у неё температура плавления, но точно гораздо выше 100°С. Её грели в печке, на улице, на территории завода. За время, пока я довозил бидон и поднимался с ним на крышу на лифте, смола оставалась жидкой. Крыша здания ОКБ устроена непривычно для меня, со скатами не наружу, а внутрь. Отверстия водосточных труб расположены в середине крыши и ведут сквозь здание. По краю крыши бетонный бортик. Кто-то мне объяснил, что для полупроводникового производства требуется стабильная температура, для поддержания которой на крыше собирались устроить бассейн. И даже построили так, но, подсчитав его вес, раздумали так нагружать конструкцию. Сомневаюсь. Скорее, эта идея родилась у кого-то при виде оригинального дизайна крыши. В перекурах рабочие играли в карты в трилистник, ставя буквально копейки. Это нечто вроде упрощённого покера. То ли новичкам везёт, то ли я достаточно хорошо умею блефовать, но за неделю или две работы я выиграл что-то около рубля32. А потом я мог более квалифицированно помогать отцу при аналогичной работе на крыше гаража! Впрочем, не помню, может, последовательность событий была обратной, и это работа на гараже помогла мне понять, что и как делается на крыше ОКБ.
Кроме колхозов, описанных в отдельном мемуарном произведении, что ещё было? Работу саму по себе описать трудно и неинтересны теперь всякие технические подробности. Да я и не помню, в каком люминофоре какое газоотделение получалось.
На территории завода имелась большая свалка. Иногда мы с руководителем группы там рылись в поисках, в основном, деталей для вакуумных систем, всяких фланцев и сильфонов. Рассказывали, когда-то свалка была за территорией завода и там могли рыться окрестные жители. Как-то раз какой-то кладовщик, наткнувшись у себя на складе на платиновую сетку, порядочный рулон, выкинул её на свалку. Она была какая-то тусклая, серая, грязная, и он решил, что она стальная, но уже ни на что не годная. Наверное, она была для изготовления электродов внутри электронных ламп. Потом кто-то спохватился, и стали искать по окрестностям, потому что на свалке сетки уже не было. Что интересно, вскоре нашли. Тогда вокруг завода были деревенские домики, с соответствующим хозяйством. Кто-то этой сеткой огородил курятник. Тоже не признал в ней дорогую вещь, но, в отличие от того кладовщика, оказался более хозяйственным человеком и нашёл ей применение. После этого свалку огородили общей стеной с заводом.
Один раз мы нашли на свалке целый вакуумный пост и приволокли, чтобы разобрать на детали. Тут вышел конфуз. Там был, как оказалось, ртутный манометр, довольно толстая трубка в форме буквы U. А мы не знали. В процессе разборки манометр перевернули, и вся ртуть вылилась на пол. Как она не вылилась раньше, ещё в процессе выкидывания поста на свалку, непонятно, так что ничего подобного мы не ожидали. Не говоря уже о том, кому пришло в голову просто взять и выкинуть такую опасную вещь. К счастью, пол в лаборатории каменный, а то деревянный, считается, надо в таком случае перестилать. А так мы поползали по полу и собрали всю ртуть – получилось примерно полстакана. Самые маленькие шарики собирали спичкой с каплей солидола на конце. Потом, на случай. если что всё же осталось, залили весь пол медным купоросом – он переводит ртуть в какое-то нелетучее соединение. Когда медного купороса на весь пол не хватило, добавили какой-то соли железа, уже не помню, какой. Медный купорос оставил на полу не отмывающиеся синие пятна разной интенсивности, а железо – жёлто-зелёные. Перемешавшись, они дали новые цвета. Пол стал похож на абстрактную картину. Сейчас сказали бы, что это реклама ЛГБТ.
Ещё в связи со свалкой и кладовщиком-пофигистом вспомнилось такое. Якорева попросили определить какой-то брак, предположительно вследствие неправильного отжига. Отжиг происходил в длинной трубе, через которую детали протаскивала лента транспортёра. На трубу снаружи надеты нагревательные катушки. Производственники подозревали, что расстояние между секциями нагрева слишком большое, и детали успевают остыть, пока едут между ними. Якорев пошёл на склад и получил там два длинных провода, из которых сам спаял термопару. Кажется, типа хромель-алюмель. Её кончик он прицепил к транспортной кювете на ленте и запустил в трубную печь,
