Сергей Лавров - Лев Гумилев: Судьба и идеи
Дело тянулось вплоть до 1969 г. На суде Л.Н. заверял: «Я не давал согласия ни устно, ни письменно на передачу архива Ахматовой в Публичную библиотеку». Это подтверждали такие свидетели, как академик В. М. Жирмунский, хорошо знавшие А.А., — Н. И. Харджиев, Эмма Герштейн, и, наконец, М.Ардов, который все-таки выступил «за правду».
В начале 1967 г. состоялось соглашение между ЦГАЛИ (куда предприимчивые «наследницы» сплавили другую часть архива А.А.) и Пуниной о продаже архива за 4500 рублей — заметную тогда сумму. Соглашение между ЦГАЛИ и И. Пуниной еще можно как-то понять, ведь упомянутый архив находится в Москве, там могли чего-то не знать. Но тогда же, в январе 1967 г., Народный суд в Ленинграде отказал Пушкинскому Дому в приеме искового заявления. Логика была весьма сомнительной: раз И. Пунина передала часть архива в государственное,учреждение, значит... дело суду неподсудно. Не дожидаясь судебного решения, Публичка перевела сутяжницам еще 2071 рубль сверх ранее выплаченных 1247 рублей. Тем временем судебная волокита продолжалась: Ленгорсуд снова направил дело туда, где оно уже разбиралось; но через некоторое время оно опять вернулось в Ленинград.
В 1968 г. председатель Комиссии Алексей Сурков (и здесь понятна обида Л.Н. на СП СССР!) вяло комментировал происходящее: да, Комиссия решила все передать в Пушкинский Дом, но «случилось так, что И. Н. Лунина... начала распоряжаться материалами поэтессы по своему усмотрению»669.
В 1969 году Л.Н., понимая, что основная несправедливость уже свершилась, просил признать за ним право на собственность хотя бы на мемориальные вещи А.А., находящиеся у Пуниной, и обязать ее вернуть эти вещи. Подчеркиваю, речь шла не о каких-то материальных ценностях, а об альбоме «Князь Долгорукий» со стихами А.А.670, но без успеха.
Все свидетели подчеркивали: нельзя расчленять архив А.А., но это уже было сделано. Все они указывали: если А.А. дарила кому-то что-либо из своего литературного наследства, то только с дарственной надписью. Между тем ни на одной из тетрадей, переданных Пуниной в ЦГАЛИ, дарственных надписей не было. Но и это проигнорировали. Наконец в том же 1969 г. вдруг последовало положительное для Л.Н. решение Ленгорсуда, но снова пошли кассационные жалобы Пуниной, Каминской, Публички и ЦГАЛИ.
Мы уже называли имена свидетелей, выступавших за Л.Н. Это — авторитетные люди; каждый из них знал А.А., знал и ее волю. А кто же выступал на стороне Пуниной и К?? Может быть, еще более авторитетные свидетели или инстанции? Ю. К. Толстой, основательно проштудировавший все перипетии дела от начала и до конца, называет лишь две фамилии, абсолютно никому не известные — Шейн и Люш671. Кассационные жалобы этих неизвестных людей сработали; здравый смысл, правда и порядочность — все это не играло никакой роли. Верховный суд РСФСР согласился с ответчиками и отказался от взыскания с Пуниной полученных ею сумм — более 7800 рублей. Дело, конечно, не в деньгах. Почему Верховный суд принял такое решение? На этот вопрос нет ответа ни в законе страны, ни в комментариях опытного юриста. Судья Ленгорсуда по завершении дела сказала Л.Н.: «Все это — обычное невезение Н. Гумилева, А. Ахматовой и Ваше». Осталось добавить: «И проклятие Н. Н.». Да, дело не в деньгах и даже не в попранной справедливости, а в последствиях.
Конец 90-х, с позорного процесса прошло 30 лет, но проклятие Н. Пунина приходит издалека, опять же, видимо, через него самого. «Новая газета» сообщила: «В городе Турине увидели свет 23 записные книжки Анны Ахматовой. Все ее сохранившиеся черновые записи 1958-го по 1966 год. Это совместная работа Российского государственного архива литературы и искусства и итальянского издательства. Из всего тиража на родину поэта прибыла одна тысяча экземпляров книги»672. Почему в Турине, а не в Петербурге или Москве, и почему нам на всю страну «выдают» всего тысячу?
Незадолго перед этим вышел третий том воспоминаний Л. Чуковской. Там есть любопытная фотография «Анна Ахматова и Аня Каминская в Оксфорде, 1965 г.»673. Царственная, божественная А.А. больна, это очевидно, и все-таки она действительно «великая княгиня поэзии», как написал потом Ганс Вернер Рихтер. Тут же видим «придворную даму» — Анну Каминскую. С фотографии на нас смотрит ее хитроватое личико; она держит Анну Ахматову под руку, крепко держит674.
Ясного ответа насчет туринского издания в мемуарах Лидии Чуковской искать бесполезно. В 1964 г., когда А.А. ездила в Рим и Таормину, все записки Л. Чуковской уже переполнены другим героем — идет «дело Бродского». Не будем поэтому гадать и приписывать внучке Н. Пунина какие-либо «операции» в Англии или тем более Италии (была ли она там вообще?): при живой А.А. «загнать» ее записные книжки на Запад было явно невозможно. А после смерти?
Судья из Ленгорсуда была права, когда сказала о невезении Гумилевых. Не повезло и архиву Н. С. Гумилева, это открылось совсем недавно. Редактор журнала «Знамя», жалуясь на нищенский уровень подписки на 1998 г. (десяток тысяч!), рассказал о публикациях и портфеле редакции, задавая вопрос: «Неужели все это никому не нужно?» А среди «всего этого» — книга 92-летней Эммы Герштейн «Надежда Яковлевна», где с шокирующей прямотой и бесстрашием рассказывается о сложном клубке, в который сплелись личные и творческие отношения Осипа и Надежды Мандельштам, Анны Ахматовой, Марии Петровых, других культовых фигур предвоенного десятилетия»675. Оказывается, десяток лет назад известная нам Эмма Герштейн опубликовала часть этой книги за рубежом, в Париже676. В ней и содержится страшная правда об архиве Н. Гумилева.
В 1936 г. А.А. встретила в Воронеже у Мандельштамов Сергея Рудакова, работавшего над автокомментарием Мандельштама к его уже вышедшим книгам. Встретила и открыла в нем страстного почитателя Гумилева к тому же текстолога, стиховеда и поэта. Она предоставила ему для работы часть своего гумилевского архива. В Ленинграде до самой войны А.А. нередко виделась с Рудаковым. 28 мая 1940 г. она подарила ему «Из шести книг» с надписью: «Сергею Борисовичу Рудакову на память. А. Ахматова». Герштейн пишет, что ей неизвестно, когда именно Ахматова передала ему архив Гумилева677. Упрекать А.А. в этом было бы нечестно, особенно если это сделано в «смутные годы» после 1938 г. — ареста Л.Н.
В мае 1944 г. С.Рудаков погиб на фронте. Осталась Лина Самойловна Финкельштейн, его вдова. Она вернулась в Ленинград в 1944 г., тогда же, когда и А.А. Тут начинается гнусная история лжи, умолчаний и предательства. Рассмотрим эпизоды этой истории по порядку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});