Александр Дюма - Путешествие в Египет

Эти приготовления продолжались примерно до полудня; когда все было готово, в стане неверных раздался грохот барабанов и звуки горнов, и пешие и конные сарацины пошли в наступление.

Сразу жe бой завязался там, где командовал граф Анжуйский, но вовсе не из тактических соображений той или иной стороны, а просто этот фланг оказался ближе всего к туркам; они же наступали, расставленные на манер шахматных фигур; пешки, или пехотинцы, шли впереди, вооруженные трубками, откуда они выдували греческий огонь, а за ними двигались фигуры - всадники, которые, пользуясь общей сумятицей, врывались в ряды христиан и разили направо и налево. Этот маневр, направленный против пехотинцев, действительно сразу внес беспорядок в отряд графа Анжуйского, который находился в самой гуще своих солдат. К счастью, король, наблюдавший за ходом сражения на всей равнине, со своего холма увидел, в какой опасности оказался его брат. Он тотчас же пришпорил коня и в сопровождении своей гвардии, с мечом в руке бросился в толпу неверных. Но тут находившийся неподалеку сарацин направил па него греческий огонь, причем так дерзко и точно, что пламя охватило королевского коня, но по воле господа, за которого сражался Людовик, то, что должно было спасти сарацин, принесло им погибель: благородное животное с объятыми огнем гривой и крупом, вне себя от боли, не внемля ни голосу, ни силе, понесло своего хозяина в самую гущу неприятеля, куда он ворвался, подобно ангелу-истребителю; за ним мчались смельчаки, поклявшиеся неотступно следовать за своим королем, сметая и уничтожая все на своем пути, и отряд неверных, пораженный в самое сердце, отступил; вызволив графа Анжуйского и его воинов, король вернулся на свой пост на холме, откуда, подобно орлу, наблюдал за сражением и мог устремиться в любую точку поля брани.

Пока король осуществлял свою благородную миссию, бой разгорелся по всей линии с одинаковым неистовством, но с неодинаковым успехом. Мессир Ги д'Ибелеп и его брат Бодуэн храбро встретили сарацин, ибо, как уже говорилось, ни воины, ни лошади их отряда еще не участвовали в сражениях. К тому же к ним присоединился Готье де Шатильон со своими доблестными ратниками; и вскоре сарацины были вынуждены обратиться в бегство и переформировать свой отряд, потерявший в бою почти всех пехотинцев. Иначе обстояли дела у четвертого отряда под началом Гильома де Соннака, великого магистра тамплиеров, где уцелели лишь немногие солдаты, объединившиеся с остатками госпитальеров. Тщетно сооружали они, как мы уже говорили, укрепления из обломков военных машин. Сарацины направили па эту груду дерева греческий огонь, от которого все тотчас же воспламенилось, и сумели сквозь дым рассмотреть горсточку людей, прятавшихся за укреплением; тогда, не дожидаясь, пока будет полностью уничтожена эта ненадежная защита, они, подобно демонам, бросились в самое пекло II встретились лицом к лицу с остатками этого некогда вселявшего страх воинства. Но как ни ослабли в бою тамплиеры, они не из тех, кто сдается, не дав отпора, и через несколько минут неверные отступили, лишившись своих лучших бойцов; им снова пришлось проходить через пламя, но на сей раз, чтобы спастись. Однако, видя, что их не преследуют, они остановились па некотором расстоянии, а их лучники выступили вперед и обрушили па тамплиеров такое несметное количество стрел, что, казалось, будто позади них выросло колышущееся на ветру поле пшеницы. Этот смертоносный град принёс больше потерь, чем рукопашный бой; почти все уцелевшие лошади теперь пали; только великому магистру и четверым или пятерым рыцарям удалось сохранить своих боевых коней, по и в их тела вонзилось множество стрел и дротиков. Тогда сарацины решили: настал удачный момент окончательно сразить непобедимых, и во второй раз толпой устремились на крестоносцев. В этом столкновении великий магистр, уже потерявший один глаз в прошлом сражении, теперь лишился второго; но, слепой и истекающий кровью, он пришпорил лошадь, которая понесла его в самую гущу сарацин, где он разил наугад до тех пор, пока и он, и его конь, сраженные ударами, не рухнули наземь и больше уже не поднялись; наверное, в этой атаке все нашли бы свой конец, если бы Людовик, увидев, в каком ужасном положении они очутились, не примчался бы к ним на подмогу, как прежде он пришел на выручку графу Анжуйскому. Появление короля застало сарацин врасплох, и во второй раз они беспорядочно отступили за огненную линию, но теперь пламя уже погасло, и над ней только клубился дым.

Пока король Людовик защищал воинов ордена тамплиеров и ордена святого Иоанна, в большой опасности оказался его брат граф де Пуатье, командовавший левым флангом. Как мы говорили, он один был конным среди своих пехотинцев; и теперь с ним случилось то же, что и с графом Анжуйским. Неверные пошли в наступление - пехота против пехоты, извергая пред собой греческий огонь; сарацинским всадникам оставалось лишь ворваться в ряды обезумевших солдат, нанося им смертельные удары. Граф Анжуйский бросился на врага и успел убить двух или трех сарацин, но вскоре был связан и захвачен; его уже тащили за пределы лагеря, когда сопровождавшие войско пажи, слуги, мясники, маркитантки, любившие графа за добродушный нрав, пришли в сильное волнение и схватились за оружие. В ход пошло все: топоры и охотничьи копья, большие и малые ножи; это войско, на которое никто не рассчитывал, вихрем налетело на сарацин, перерезая сухожилия лошадям, убивая падавших наземь всадников и вступая врукопашную с пехотинцами; они бились так яростно, испуская столь громкие крики, что неверные, оглушенные этим шумом и испуганные таким неистовством, обратились в бегство, оставив графа, брошенного своими рыцарями, но спасенного простолюдинами.

Еще более решительный отпор получили сарацины со стороны трех последних отрядов. Один, как было сказано, находился под началом мессира Жосерана де Брансона, господина и командира, это был достойный рыцарь, он приходился Жуаивилю дядей, за свою жизнь он принял участие в тридцати шести битвах и сражениях и почти во всех одержал победу.

Однажды, в страстную пятницу, будучи в войске своего кузена графа де Макона, он явился к Жуанвилю и к одному из его братьев и сказал им:

- Племянники мои, мне нужна ваша помощь, чтобы уничтожить германцев, которые нападают на монастырь Макона и грабят его.

Жуанвиль и его брат тотчас же откликнулись на этот зов и под предводительством дяди вошли в полном вооружении в церковь, что, наверное, господь простил им, ибо они поступили так во имя правого дела; они принялись колоть и рубить мечами германцев и изгнали их из храма божьего. Затем мессир Жосеран спешился и во всем вооружении, преклонив колени пред алтарем, воскликнул: