Николай Павленко - Петр Первый

Именно поэтому Алексей решил бежать за границу. Кикин, отправляясь в Карлсбад, обещал ему: «Я тебе место какое-нибудь сыщу».

Но как выбраться за границу?

Осуществлению замысла помог сам Петр. Находясь в Копенгагене, он предпринял последнюю попытку приблизить к себе сына и отправил ему послание с предложением либо приехать в Копенгаген для участия в военно-морских операциях против шведов, либо определить время пострижения и назвать монастырь, в котором намеревался жить. «И буде первое возьмешь, – писал царь, – то более недели, не мешкай, поезжай сюда, ибо еще можешь к действиям поспеть». Алексей тут же выразил желание ехать в Копенгаген.

Сборы были недолгими. Попрощавшись с сенаторами, Алексей 26 сентября 1716 года в сопровождении Евфросиньи, ее брата Ивана и трех служителей отправился в путь.

«Не скажешь ли кому, что я буду говорить?» – разоткровенничался как-то царевич со своим камердинером Иваном Афанасьевым. Тот обещал сохранить разговор в тайне.

«Я не к батюшке поеду; поеду к цесарю или в Рим. Только у меня про это ты знаешь да Кикин, и для меня он в Вену проведывать поехал, где мне лучше быть. Жаль мне, что с ним не увижусь: авось на дороге».

Встреча царевича с Кикиным все же состоялась. Между ними в Митаве произошел разговор.

– Нашел ли место, где я могу укрыться? – спросил царевич.

– Нашел, – отвечал Кикин. – Поезжай в Вену к цесарю, там не выдадут.

Эта встреча развеяла все сомнения относительно того, куда бежать: в Вену или Рим. Конечно же, надлежало держать путь в Вену, где можно было рассчитывать на покровительство своего шурина.

Кикин вооружил царевича советами: «Ежели будет по тебя кто прислан от отца в дорогу, чтоб от присланных уйтить тайно ночью одному». Чтобы замести следы и скрыть подлинный маршрут и как можно дольше держать отца в неведении относительно подлинных намерений, Кикин рекомендовал ему отправить отцу письмо из Королевца, стоявшего на пути продвижения к Копенгагену. Напоследок Кикин сказал: «Если по тебя отец пришлет, отнюдь не езди».

Далее события развивались по законам детективного жанра, где героями сюжета являются преступник-беглец и его преследователи. Беглец предпринял ряд предосторожностей. В почтовой карете, выехавшей из Митавы, сидел не наследник русского престола, а московский подполковник Коханский с супругой и поручиком. В другой телеге разместились его служители.

В пути произошло еще несколько метаморфоз. Подполковник Коханский стал регистрироваться на почтовых станциях польским кавалером Кременецким, он отпустил усы, а его супруга, обрядившись в мужской костюм, сопровождала его в роли пажа.

Поздно вечером 10 ноября 1716 года, когда вице-канцлер венского двора Шенборн готовился ко сну, в дом вошел неизвестный человек и на ломаном немецко-французском языке доложил графу, что русский царевич стоит у подъезда и просит немедленной аудиенции. Войдя в покои, царевич Алексей, находясь в сильном возбуждении, постоянно озираясь по сторонам, бессвязно изложил жалобы на отца, стремившегося лишить его престола, на Меншикова, окружившего его дураками и пьяницами, на ненасытно честолюбивую мачеху Екатерину. «Мой отец говорит, что я не гожусь ни для войны, ни для правления; у меня однакож довольно ума, чтоб царствовать. Бог дает царства и назначает наследников престола, но меня хотят постричь и заключить в монастырь, чтобы лишить прав и жизни. Я не хочу в монастырь. Император должен спасти меня».

Прибытие царевича в Вену поставило австрийское правительство в весьма затруднительное положение: открытое предоставление убежища царевичу означало вызов Петру, который, как полагали, возможно, не остановится перед вооруженным конфликтом. Такое развитие событий не устраивало венский двор. С другой стороны, в Вене не сочли целесообразным немедленно выдать царевича, ибо рассчитывали превратить его в разменную монету в политической игре. Поэтому австрийский двор решил приютить царевича тайно и отправил его вместе со спутниками в горную крепость в Тироле – Эренберг, где он жил в строжайшей изоляции.

В те дни, когда царевич представлялся Шенборну и венские министры занимались решением щекотливого вопроса, Петр, в течение двух месяцев тщетно ожидавший приезда сына в Копенгаген, стал проявлять беспокойство, что означало его продолжительное отсутствие.

На вопрос можно было дать два предположительных ответа: либо сын стал жертвой дорожного происшествия, либо он скрылся. Хотя Петр и считал более вероятной вторую версию, он все же 9 декабря послал предписание генералу Вейде, находившемуся во главе русского корпуса в Мекленбурге, организовать поиски сына силами подчиненных ему офицеров. Одновременно он вызвал в Амстердам находившегося в Вене Авраама Веселовского и дал ему следующее распоряжение: «где он проведает сына нашего пребывание, то, разведав… ехать ему и последовать за ним во все места, и тотчас, чрез нарочные эстафеты и курьеров, писать к нам. А себя содержать весьма тайно, чтоб он про него не проведал». Веселовскому, кроме того, было поручено передать послание Карлу VI. Петр хотя и писал цесарю, что его сын «незнаемо куды скрылся», но, как явствует из последующего текста, он не сомневался, что беглец находится на территории, подвластной цесарю.

Поиски, организованные генералом Вейде, закончились безрезультатно. Зато Веселовскому удалось напасть на след. В начале января 1717 года он установил, что 29 октября прошедшего года царевич находился во Франкфурте-на-Одере и оттуда поехал по направлению к Бреславлю. От станции к станции Веселовский следовал по маршруту царевича и прибыл в Вену. Здесь нить оборвалась. В течение двух месяцев Веселовский бесплодно разыскивал царевича в Вене и ее окрестностях. Лишь во второй половине марта ему удалось установить, что Алексей находится в крепости Эренберг. Теперь Веселовский действовал уже не один – в помощь прибыл гвардейский капитан Александр Румянцев.

Располагая точными сведениями о месте нахождения беглого царевича, Веселовский добился аудиенции у австрийского императора, которому передал послание Петра. Карл VI, однако, сделал вид, что ему о пребывании царевича в его владениях ничего не известно.

Австрийский двор занял выжидательную позицию.

Лишь спустя месяц, когда отрицать жизнь царевича в австрийских владениях стало невозможно, Карл VI отправил ответ царю, в котором косвенно признавал, что Алексей обрел приют у него. Цесарь заверял цара, что он будет заботиться «со всяким попечением», чтобы Алексей «не впал в неприятельские руки». Уклончивое письмо цесаря не давало ответа на главный вопрос царя о готовности венского двора выдать царевича.