Ромен Роллан - Татьяна Лазаревна Мотылева
«Никто не мешает поэтам в СССР воспевать свои мечты, не имеющие ничего общего с Марксом и Лениным. Но этим они не могут себя обеспечить: если они хотят зарабатывать себе на хлеб, им надо найти себе другую работу. А думаете ли вы, что я, если бы мне не повезло и я не успел бы утвердить свою писательскую репутацию в Европе (и во Франции) еще до войны — мог бы найти сегодня во Франции издателя и читателей? Вы не представляете себе, какими громадными силами располагают сегодня правители, желающие удушить, без шума и видимого скандала, свободные голоса! С какими кампаниями травли и коварного бойкота я сталкивался и сталкиваюсь до сих пор, не только внутри Франции, но и вне ее, — стараниями ее интеллектуальных агентов, жирно ею оплачиваемых! Меня все это не трогает, я своевременно успел завоевать себе имя и положение. Но, присматриваясь к младшим собратьям, я вижу, что им становится все более невозможно сохранить независимость. И почти все они сдаются, склоняют голову, становятся «конформистами», чтобы не лишиться хлеба насущного».
Роллан напоминает своей корреспондентке о напряженности международного положения. «Давящая рука Денег нависает над миром», в будущем возможна «великая схватка между Уолл-стритом и Кремлем». В условиях этой острой всемирно-исторической борьбы лишь очень немногие «верующие души» могут жить, оставаясь в стороне от событий, питаясь «крохами с божьего стола». «Я помогаю уцелеть птицам Божьим. Но я не отворачиваюсь от тех, кто находится внизу, на земле. И я занимаю свое место в их сражениях»*.
Современный читатель может найти в этих письмах Роллана немало наивного или спорного, может не согласиться с иными его формулировками и оценками. Но эти письма помогают увидеть, какая глубокая внутренняя работа происходила в Роллане на рубеже двадцатых и тридцатых годов — в те самые годы, когда Советский Союз осуществлял свою первую пятилетку, а страны буржуазного мира были охвачены небывалым по остроте экономическим кризисом.
Отвечая на вопросы своих западных корреспондентов о Советском Союзе, стараясь рассеять их сомнения, Роллан в то же время отвечал и на собственные вопросы, рассеивал собственные сомнения. Он нашел свой путь познания советского общества. Переписка с русскими читателями-друзьями была для него важнее, чем любые хозяйственные и статистические данные, которые он мог почерпнуть в книгах. Пусть он и вглядывался в мировые события, по собственным словам, «глазом историка», жадно читал текущую прессу, обзоры публицистов, ученые исследования, — он все же видел мир и людей прежде всего как художник. Его превыше всего интересовали живые, конкретные человеческие личности. Письма, которые он получал от советских людей, говорили прежде всего о громадном порыве энергии многомиллионного народа, строящего новое общество. И эти живые человеческие свидетельства были Роллану необычайно дороги.
Конечно, он с вниманием следил за экономическими успехами СССР. Но его особенно волновал вопрос: каковы те перспективы морального, духовного развития человека, которые открываются — или откроются в дальнейшем — в условиях социалистического строя.
Этот аспект размышлений Роллана отразился, например, в его письме к известному философу-идеалисту Н. Бердяеву от 2 ноября 1932 года. Писатель благодарит Бердяева за присланную им книгу «Христианство и классовая борьба», сообщает, что его привлекло в этой книге стремление автора «вернуться к живым истокам христианства, существовавшим, пока река не была загажена». Далее идут строки, представляющие, по сути дела, полемику с антиреволюционными взглядами Бердяева:
«Но не думаете ли вы, что эти угнетенные массы организовались в рамках «класса» именно потому, что угнетатели, эксплуататоры загнали их в эти рамки и что эти массы, вынужденные вести борьбу в свою защиту, всегда имели в виду, в итоге борьбы, исчезновение «классов» и утверждение «человечности» для всех? Я часто дискутировал об этом с лучшими из их среды — молодыми рабочими и интеллигентами СССР. И я почти всегда находил в них гордую уверенность, что они работают над созданием не только нового мира, нового социального устройства, но и нового понимания индивидуума, нового склада человеческой личности, более широкой, включающей все лучшее, что было завоевано духом на протяжении веков. Пусть их настоящее и далеко от этого идеала — этот идеал тем не менее светится в конце пути»*.
Буржуазные публицисты — не только открыто реакционного, но и либерально-пацифистского толка — упрекали Роллана в том, что он рассуждает как оторванный от жизни идеалист, что он поддался «большевистским маневрам» и т. д. Его вызывали на полемику, — он принимал вызовы со спокойным достоинством и сознанием своей правоты.
Широкий резонанс получила его статья «Европа», расширься или умри (Ответ Гастону Риу)», напечатанная в журнале «Нувель ревю мондиаль» в начале 1931 года.*
В то время среди французской интеллигенции была популярна идея «Пан-Европы» — блока западноевропейских государств. Ромен Роллан, которого столько раз называли «великим европейцем», выступил против этой идеи — к изумлению некоторых былых своих почитателей. Он показал, что план «Пан-Европы» служит интересам империализма, является попыткой решить европейские проблемы за счет колониального Востока и прежде всего за счет Советского Союза.
Попутно Роллан — вспоминая о своей позиции в годы первой мировой войны — откровенно заявлял:
«В те времена я и сам медленно, е трудом и болью освобождался от всех тех иллюзий, которые опутали мою молодость… и с трепетом начинал осознавать тот освободительный ответ, который должны были бы дать народы. И я не смел его произнести. Я произнесу его сегодня. Это ответ Ленина в 1917 году: восстание европейских армий против хозяев войны, братание на поле битвы».
Вскоре после опубликования этой статьи — 12 марта 1931 года — Роллан писал Стефану Цвейгу:
«Понятно, что Москва отняла у меня немало времени в последние месяцы! Получено немало писем, я на них отвечаю, ответы публикуются там, в их прессе. Моя статья в «Нувель ревю мондиаль», напечатанная в СССР на 15 дней ранее стараниями Горького, который прочитал ее в рукописи, вызвала поток писем, телеграмм, статей, приветствий, споров, избраний, и в особенности изъявлений благодарности. Скоро меня, чего доброго, вышлют из Швейцарии…»
Стефан Цвейг был в тот период озабочен возможностью войны между империалистическими державами и Советским Союзом и призывал Роллана помочь спасти мир — во что бы то ни стало, любой ценой! Роллан отвечал ему:
«В том, что вы говорите о войне, быть может, есть доля истины: при нынешнем положении вещей, после всего того, что СССР перенес за 14 лет, включая интервенции, заговоры, предательства, постоянные угрозы, неугасимую ненависть со стороны всех сил старого мира, — можно не только опасаться, но и предположить, что, когда СССР станет сильным, он ничего
