Морис Дрюон - Заря приходит из небесных глубин

После недели формальностей, построений, медицинских осмотров, караулов, фуражных нарядов и мелких краж из соседних конюшен (чтобы добыть недостающее снаряжение), приказов, контрприказов и ожидания учебный Сомюрский эскадрон был наконец готов отправиться в свою часть. Мы еще не знали, какую именно. Карпантра, Анжер, Лион? И вот накануне нам сообщили, что мы отправимся в расположение 4-го Гусарского полка, в Рамбуйе.

Заодно спросили, есть ли добровольцы для прогона верхом. Я вызвался. Видимо, нас оказалось недостаточно, поскольку каждому предстояло вести еще одну лошадь в поводу. Весь наш конский состав был из реквизиций.

Поскольку это оказался день святого Мориса, вечером взвод устроил мне в спальном помещении праздник, который мы изрядно спрыснули и завершили пением Марсельезы, стоя перед койками.

На следующее утро, встав очень рано, почистив лошадей и надраив сбрую, мы покинули наконец казармы Дюплекс, но пешком, шагая между двумя лошадьми и держа одну за трензель, другую за уздечку с изогнутым удилом. На наших головах были каски, на плечах ремни от карабина, котелка и противогаза.

Лошадь, которой предстояло служить мне верховым животным, оказалась славной, чуть тяжеловатой полукровкой, другая — беговой кобылой, чье имя всплыло в моей памяти: Черная Дама. Полтора часа ходьбы без остановки до парка Сен-Клу. Я уже начал сожалеть о своем рвении.

Но все изменилось, когда мы сели в седло и дальше двинулись рысью. Моя усталость тотчас же рассеялась, и ее сменило своего рода радостное возбуждение. Я до сих пор храню светлое воспоминание о том дне.

Мы ехали вдоль Версальского парка. Версаль — величие Франции! И я наконец-то отправлялся на войну; сначала чтобы научиться воевать, а потом и воевать.

Предместья в то время были короткими, и мы вскоре оказались в сельской местности. Копыта цокали по асфальту; золотистое сентябрьское солнце играло на лоснящихся рыжих и гнедых крупах. Легкий парок поднимался от колонны, пропитанный добрым запахом кожи и конского пота. Младший инструктор верховой езды в черной униформе кадрового состава Сомюрской школы ездил вдоль колонны взад-вперед.

Равнины и жнивье, леса с золотой листвой — это была Франция; и крестьяне, которые приветствовали нас взмахом руки, и женщины, желавшие нам удачи, — это тоже была Франция. Как раз эта земля и давала нам причину любить и сражаться. Эти поля, эти люди, этот простор — вот что нам предстояло защищать. Уходить на войну надо с душой победителя.

Мы напоили лошадей в Траппе, во дворе фермы, и устроили привал на соседнем лугу. Вид был великолепный. Все это напоминало картину какого-нибудь баталиста, изобразившего войну 1870 года, Мессонье или Детая. После часового отдыха снова тронулись в путь — с его жнивьем, пастбищами, лесами. Вдруг в колонне случился затор. Черная Дама в испуге попятилась, моя тяжеловесная полукровка встала на дыбы, и мы все втроем очутились в канаве!

Тотчас же примчался ровным галопом офицер, командовавший подразделением, молодой худощавый человек, прямой в седле, в черном драгунском кепи, с серебряными нашивками на рукаве и в восхитительных черных, начищенных до блеска сапогах. Рыцарь с витража в современном облачении. Его лицо было бледно от ответственности: с одним из людей, которые были ему доверены, что-то случилось…

Но ничего не случилось. Ни сломанной конечности, ни удара копытом в голову. Я со своими лошадьми уже выбрался из канавы и, выпростав из сплетения поводьев правую руку, отдал ему честь.

Молодого бледного офицера звали Мишель Дебре. Такой была моя первая встреча с будущим премьер-министром генерала де Голля; так началась дружба, которой суждено было продлиться полвека.

В Дебре тоже жила любовь к Франции; он тоже хотел пойти на Берлин. В итоге мы туда все-таки добрались, по крайней мере наши войска, но после скольких лет и столькими путями!

По прибытии в казармы Рамбуйе, напоив, обтерев и накормив лошадей в уже спустившейся ночи, я положил свое седло на тюфяк в углу спального помещения, лег и мгновенно заснул.

Кто ни разу не клал под голову седло вместо подушки, тот не знает доброй усталости всадника.

VI

Обучение военному делу, обучение дружбе

Десять недель, которые я провел в Рамбуйе, убедили меня в абсолютной необходимости воинской повинности, или национальной службы, как ее сегодня обозначают из какой-то дурной стыдливости, не желая называть своими именами реалии, которые считаются тяжелыми или сопряженными с неприятными случайностями. Это малодушие, которое через язык выявляет ослабление народа.

«Упадок начинается, — писал Монтерлан, — когда уже не осмеливаются называть глупость ее именем». То же самое с трусостью.

Пусть будет национальная служба, при условии, что она включает в себя солидную долю военного обучения.

Совершенно законно, когда, подсчитав, сколько нация тратит на здоровье, образование, формирование человека с самого его рождения, решают, что он, достигнув взрослого возраста, должен посвятить один год своей жизни уплате долга, для начала научившись защищать эту нацию, чтобы она смогла существовать и далее. Это является частью, если осмелюсь сказать, естественных законов.

Однако на протяжении нескольких десятилетий я видел, как этот принцип постоянно подвергался сомнению под предлогом спора: профессиональная армия или армия по призыву. На эту ложную дилемму я всегда отвечал: «Тут нечего выбирать. Нужно и то и другое».

Профессиональная армия, потому что война все больше и больше насыщается техникой, и необходимо, чтобы крупные боевые подразделения состояли из специалистов, которые занимаются ею профессионально. Армия по призыву, поскольку война стала тотальной, и каждый гражданин, каждая гражданка должны знать, как вести себя в случае не только вторжения на территорию страны, но и подрывной деятельности или терроризма, который может принимать чудовищные формы. Мы еще не подвергались ядерному терроризму, но это вполне может произойти. И тогда каждому надлежит знать, каким приказам и распоряжениям он должен подчиняться или какие приказы должен сам отдавать в том секторе ответственности, который ему поручен.

Наше энергоснабжение, наша промышленность все больше делаются таковы, что могут стать целью нападения или случайно породить катастрофу. На это тоже надо уметь ответить. Годные к военной службе люди должны отправляться не только на границы, как это было прежде. Теперь повсюду, в каждой деревне, в каждом городе, на каждой улице каждому следует знать, что делать, если случится несчастье в любой из многочисленных форм, которую может придать ему современность. Научиться оказывать помощь, научиться предотвращать панику — первый долг гражданина.