Светлана Аллилуева – Пастернаку. «Я перешагнула мой Рубикон» - Рафаэль Абрамович Гругман
Осуждение в сентябре 1965-го Синявского и Даниэля её встревожило. Светлана рассказывала Сингху о собраниях, проходивших в ИМЛИ, на которых сотрудников института ещё до решения суда заставляли выступать с суровым осуждением своих коллег. Когда прозвучал приговор, Сингх был потрясён его жестокостью: «Семь лет тюрьмы за то, что писатель пишет книги?!»
В 1965 году КГБ конфисковал архив Солженицына и рукопись романа «В круге первом». Тучи сгущались. Светлана опасалась, что к ней также придут с обыском. Она знала о конфискациях книг, стоящих на полке, и рукописей, написанных «в стол»… Она поделилась своими опасениями с Сингхом, и он посоветовал ей через своего друга посла Кауля переслать рукопись на хранение в Индию. В тот момент Светлана лишь беспокоилась о сохранности «Писем» и с этой целью передала один экземпляр Каулю. В январе 1966-го он отвёз рукопись в Индию.
* * *
Здоровье Сингха с каждым днём ухудшалось. Его добивал холодный московский климат и необходимость работать даже тогда, когда он находился в больнице – контракт с издательством был единственным основанием, позволяющим ему оставаться в Москве. Продлить ему жизнь могла бы регистрация брака, и тогда на законных основаниях он мог бы не работать, лечиться, оформить инвалидность, ненастные месяцы проводить на юге, в Крыму или в Сочи, где климат подходил для его лёгких, но… дочери генералиссимуса было отказано в праве распоряжаться своей личной жизнью. Сингх был обречён. Он быстро угасал, потому как полюбил дочь Сталина, а за это надо расплачиваться.
За полтора года жизни в Москве он трижды ложился в кунцевскую больницу. В середине октября 1966 года в больнице, предчувствуя, что его дни сочтены, Сингх сказал Светлане, что ему хотелось бы умереть в Индии.
Я застыл на этой фразе из воспоминаний Светланы. Затем прочёл описание последних недель Сингха, когда он спокойно говорил о приближающейся к нему смерти, и подробно – описание последнего дня. Он не ошибся в предчувствиях, умер 1 ноября утром. Я стараюсь не ворошить прошлое, жить надо сегодняшним и завтрашним днём, но, когда прикасаюсь к болевым точкам, вспыхивает триггер. Я застрял на самых тяжких и грустных воспоминаниях Светланы о самой светлой её любви. Их можно было бы проскочить, не разрывать душу собственными переживаниями и перенестись в аэропорт Шереметьево, когда, выполняя последнюю волю Сингха, она увозила в Индию урну с его прахом, чтобы растворить пепел в водах великого Ганга.
* * *
Сингху осталось прожить две недели. Для Светланы они обернулись ещё одним жестоким уроком. Жизнь в Зазеркалье давно завершилась. После смерти отца на неё обрушилась беспощадная правда о тоталитарном режиме, заковавшем в цепи двухсотмиллионную страну, но последний урок запомнился, он подтолкнул к разрыву с миром, в котором она прожила сорок лет…
…Целые дни Светлана проводила в больнице, приезжая туда утром и возвращаясь домой к вечеру. В тёплые дни она вывозила его в сад в инвалидной коляске, находила скамейку где-нибудь на солнышке, садилась на землю около его ног и слушала рассказы о его юности, о годах, прожитых в Европе, об истории Индии. Он рассказывал ей о Будде и легенды о Кришне. Светлана испытывала чувство вины – из-за неё этот замечательный и добрый человек приехал в Москву, оставил мягкий и тёплый климат и медленно угасал на её глазах, а она ничем не могла ему помочь. Она оказалась бессильной перед системой, олицетворением которой являлся её отец. Придя домой, она написала письмо Брежневу, умоляла его разрешить ей отвезти Сингха в Индию. Она писала, что дни его сочтены, что это его последняя просьба, он безнадёжен, её пребывание за рубежом будет недолгим.
Вопль дочери Сталина «расслышали», её пригласили к Суслову, члену Политбюро. Его считали тенью Генерального секретаря ЦК КПСС и за глаза величали «серым кардиналом», подчёркивая значимость в кремлёвской иерархии.
«Кардинал» начал разговор со стандартных фраз, но Светлана, привыкшая без боязни разговаривать с живыми портретами, без обиняков напомнила ему о письме:
– Разрешат ли мне то, о чём я прошу? Мы оба просим. Неужели нельзя удовлетворить последнее желание человека?
Главный идеолог партии, отвыкший от прямых вопросов, без трепета задаваемых, занервничал.
– А ведь ваш отец был очень против браков с иностранцами. Даже закон у нас был такой! – напомнил он.
– Ну что ж, – сухо ответила Светлана, – он в этом ошибался. Теперь это разрешено всем, кроме меня.
Суслов задохнулся от возмущения, привычная вежливость исчезла.
– За границу мы вас не выпустим! – жёстко и непререкаемо сказал он. – А Сингх пусть едет, если хочет. Никто его не задерживает.
– Он умрёт! – вскрикнула Светлана. – Он умрёт здесь и очень скоро. Эта смерть будет на совести всех нас и на моей совести! Я не могу допустить этого. Это будет стыд и позор всем нам.
– Почему позор? – искренне удивился Суслов. – Его лечили и лечат. Никто не может упрекнуть нас, что мы не оказывали помощи. Умрёт так умрёт. Он больной человек. А вам нельзя за границу. Будут провокации.
– Какие провокации? При чём тут провокации?
– Да, вы не знаете! – радостно воскликнул Суслов и бесстыдно напомнил о судьбе сотен Зой Фёдоровых[92]. – А вот когда я поехал в Англию вскоре после войны, то наш самолёт уже в аэропорту встретила толпа с плакатами: «Верните нам наших жён». Понимаете?!
– Я не понимаю, где тут провокация, – возразила Светлана. – Я не понимаю, почему так боятся за меня: неужели я не в состоянии ответить на вопросы, если уж придётся?
– Вас там сразу же окружат корреспонденты. Вы не знаете, что это такое, словом, политические провокации будут на каждом шагу. Мы вас же хотим уберечь от всего этого.
…Разговор был бессмысленным – фанатик жил догмами, человеческие чувства были ему недоступны. На следующий день в больнице Светлана передала Сингху разговор с Сусловым. Он безропотно воспринял отказ и попросил её:
– Света, заберите меня домой. Мне надоели эти белые стены и халаты, эти пропуска и все эти каши! Я сам сделаю омлет, они не умеют здесь готовить. Поедемте домой, завтра же!
Последнюю просьбу умирающего уважили. Ему оставалась неделя. Он прожил её в семейном кругу…
* * *
В воскресенье, 30 октября, Ося, 21-летний студент-медик, пришёл домой со своей девушкой, за которой он долго ухаживал, и сообщил маме, что они подали заявление в загс. Больших празднеств не было, радостное событие отметили одной рюмкой, и Ося отправился провожать невесту. К вечеру Сингх начал задыхаться.
