Николай Яковлев - Вашингтон

По чистейшему совпадению именно в этот день Вашингтон намеревался посетить Вест-Пойнт, начав визит, естественно, с дома коменданта. Едва простыл след Арнольда, не прошло и часа, как у дома Арнольда спешились кавалеристы — Вашингтон, Лафайет, Гамильтон с многочисленной свитой и охраной. Главнокомандующий был неприятно поражен — он уведомил о приезде, а нет и признаков подготовки к встрече. Комендант куда-то запропастился, Пегги, говорят, больна и лежит в комнате наверху. Вашингтон с отвращением съел наскоро сервированный завтрак и отправился в крепость — Арнольд наверняка строит гарнизон для торжественной встречи. Вошли в крепость. Слоняющиеся солдаты в изумлении таращат глаза — пожаловал сам Вашингтон! Пробежав по укреплениям, крайне раздраженный невежливостью Арнольда, главнокомандующий вернулся в дом коменданта.

В четыре дня все открылось. Гонец молча передал Вашингтону пачку измятых бумаг — план Арнольда и Андре сдать Вест-Пойнт! Крик Вашингтона поднял всех на ноги, Гамильтон и Лафайет вбежали в комнату. Задыхающийся генерал ревел: «Арнольд предал нас!» Помедлив, он произнес упавшим голосом: «Кому теперь верить?»

Гамильтон с отрядом всадников бросился в погоню — быть может, удастся схватить предателя. Вашингтон в сильнейшем волнении разбирал бумаги, ужасаясь коварству тщательно разработанного плана. Тут ему доложили, что очаровательная Пегги рехнулась — почти обнаженная, она бегает по комнатам верхнего этажа, утверждая, что у нее на голове раскаленный утюг и только генерал Вашингтон может снять его. Верный рыцарь, каким был Вашингтон, отправился наверх. Юная красавица раскинулась в постели и, отчаянно жестикулируя, вследствие чего присутствующие могли обозреть все ее прелести, объяснила — мужа «унесли на небеса духи, он ушел навсегда». Она отказалась признать склонившегося над кроватью Вашингтона, утверждая, что перед ней злодей, намеревающийся убить ее ребенка. И тут же добавила, что муж исчез, ибо не был в силах предотвратить злодеяние.

Бормоча слова утешения, Вашингтон неловко отступил. Он спустился вниз и с достоинством обратился к присутствовавшим: «Миссис Арнольд больна, а генерала Арнольда нет. Мы должны обедать без них». Звучало так странно, неуместно.

Вечером поступило донесение от Гамильтона — Арнольд не только ускользнул к англичанам, но успел прислать письма — Вашингтону, в котором настаивал, что только «истинный патриотизм» побудил его перебежать к англичанам, и письмо Пегги. Вашингтон, не открывая, отправил его наверх, приписав, что, хотя его долг схватить Арнольда, он рад успокоить супругу — муж вне опасности. Главнокомандующий распорядился не трогать даму, предложив обеспечить ей проезд к мужу. Она предпочла отправиться к отцу в Филадельфию, но вскоре присоединилась к Арнольду за британскими линиями. Патриоты питали серьезные подозрения в отношении Пегги, ее активное участие в заговоре было полностью доказано спустя более полутораста лет — в 1930 году, когда был изучен архив Клинтона.

В руках американцев остался майор Андре. Когда его доставили к Вашингтону, генерал не мог подавить волнения — такой же блестящий молодой человек, как Лафайет, и наверняка занимавший сходное положение у Клинтона. Перед лицом неизбежной смерти Андре вел себя спокойно, с достоинством и был даже весел. Вашингтон проклинал все: должность, войну, жизнь — нужно казнить джентльмена. Он ухватился за спасительную мысль — обменять Андре на Арнольда. Клинтон отказался, прислав пространное письмо, доказывавшее, что майор не был рядовым низким шпионом. Пощадить Андре было совершенно невозможно — нужен был предметный урок всем, особенно тем, кто попытался бы склонить офицеров континентальной армии к предательству.

Андре не питал иллюзий, выразив в личном письме Вашингтону надежду, что не умрет не подобающей солдату смертью в петле. Вашингтон не счел возможным изменять способ казни, приказав только, чтобы рафинированный английский джентльмен увидел виселицу в последний момент. В полдень 2 октября на глазах выстроенных войск Андре был казнен. Он с достоинством принял смерть, а многие стоявшие вокруг не скрывали слез. Плакали навзрыд в штабе, где заперся на время казни Вашингтон с высшими офицерами. Они не успели вытереть слезы, как доставили запоздавшее послание от Арнольда — он грозил страшными карами, если Андре умрет. Англичане прочно закрепили за Вашингтоном прозвище «убийцы», припомнив и давнее дело Жюмонвиля, еще до Семилетней войны. Английские карикатуристы изображали его в виде кровожадного чудовища.

Клинтон выполнил свою часть сделки с Арнольдом, выплатив ему 6315 фунтов стерлингов и обеспечив Пегги пенсией в 500 фунтов стерлингов в год. Он стал генералом английской службы и вскоре возглавил опустошительные набеги. Для американцев Арнольд — символ предательства. В Саратоге стоит безымянный памятник, на котором красуется сапог, что означает: только нога, в которую Арнольд был ранен дважды, заслуживает уважения. В старой военной церкви в Вест-Пойнте на мраморной доске с именами всех генералов войны за независимость значится: «Генерал-майор... родился в 1740 году».

Шестая зима войны... В Нью-Йорке англичане и тори готовились отпраздновать Новый год. В Ньюпорте, где обосновались союзники — французы не сделали ни шага оттуда с прибытия в США, — в теплых домах уютно и весело. А континентальная армия! Послушаем Вашингтона:

«У нас нет ни денег, ни кредита, чтобы купить хотя бы досок и сделать двери для наших хижин... Если бы солдаты могли, подобно хамелеонам, питаться воздухом или, как медведи, сосать лапу и так перебиться в суровые дни наступающей зимы... Собрав все наше тряпье, мы едва ли обеспечим их теплой одеждой. И что особенно прискорбно — меня положительно заверили — во Франции наготове десять тысяч мундиров. Они лежат там только потому, что наши представители не могут договориться, кому отправить их».

Раздетая армия не годилась для проведения даже небольших операций. Лафайет попытался побудить Вашингтона нанести все же удары по англичанам, напомнить о Трентоне и Принстоне. «Французский двор, — писал он генералу, — часто жаловался мне на неактивность американской армии, которая до заключения союза отличалась предприимчивостью. При дворе мне постоянно говорили: «Твои друзья бросили нас воевать за них, а сами не хотят рисковать». На что Вашингтон ответил: «Невозможно, дорогой маркиз, желать более страстно, чем я, закончить кампанию удачным ударом. Но нам следует сообразовываться с имеющимися возможностями, а не желаниями и не пытаться улучшить наше положение предприятиями, которые могут только ухудшить ее». Собственно, Вашингтон пожинал плоды американской политики — США всецело положились на союз с Францией, а армия Бурбонов пока не рвалась в бой на американской земле.