Д. Рейтц - Коммандо. Бурский дневник бурской войны
Я, однако, оставался на ферме, поскольку Николас Сварт не хотел слышать о моем отъезде.
В то время как я был здесь, я имел время, чтобы прочитать английские газеты, которые я нашел в лагере в Виндхуке. Из разных писем и статей я понял, что в Англии было много людей, которые считают эту войну несправедливой. Я вырезал одно стихотворение и храню его до сих пор.
Мир на земле, и в людях добросердечие Рождество, 1901История слишком стара: больше она не вызывает трепета.Жалость мертва; мир — несерьезное искусство.Как может слава на Иудейских холмахСделайте довольным мое сердце?Могущественные блески нашего государства должны показатьБолее достойное кредо чем десять заповедей или любовь,Позвольте смерти и мести, обращенной к каждому противникуДоказать наше величие.Почему дразнят нас с мыслями о Вифлеемском противникеИ унижают славу. И возвеличивают любезность?Музыка небес — совсем не Гордость нашего народа.Прости, о Боже! Позволь другим сердцам быть камнем;Рождественское сообщение Христа потрясает меня как тростник.Ни гордость, ни власть, ни страна не могут потворствовать.Это кредо дикого животного?
Примерно через десять дней Николасу стало настолько лучше, что я был в состоянии оставить его, чтобы разыскать генерала Смэтса, которого нашел на берегах Олифантс-ривер, ниже по ее течению. До моря оттуда было всего двадцать пять миль. На следующий день он послал меня объехать окрестные отряды с приказом собраться. Через сорок восемь часов собралось шестьдесят или семьдесят человек, и с ними мы отправились к побережью, к небольшой бухте Фишуотер. Мы проехали станцию Миссия Эбенезера и к полудню через просветы в дюнах увидели блеск моря. Забавно было наблюдать выражение лиц мужчин, которые никогда не видели водного пространства большего размера, чем пруд на ферме, и, когда мы пересекли последние дюны, они с изумлением уставились на водную гладь, которая уходила за горизонт.
Они как по команде, осадили лошадей, а затем так же единодушно, словно древние греки, в едином строю бросились вперед с криками: «Море! Море!». Каждый хотел первым доскакать до воды.
Скоро они сбросили одежду, и не могли помешать им войти в волны, но хотели предостеречь их не забираться слишком глубоко. Это было бесполезно — они спустились с седел, разделись до пояса и вошли в прибой, хохоча всякий раз, когда волна накрывала кого-то с головой.
Через некоторое время генерал Смэтс приказал троим из нас проехать по берегу к находившимся недалеко хижинам и спросить там, не появлялись ли здесь солдаты. При этом произошло забавное столкновение с рыбаком-готтентотом. Он смотрел с открытым от удивления ртом на вооруженных буров, скачущих по воде, и, видя его удивление, я остановил мою лошадь и приказал, чтобы он показал мне, где проходит дорога. Он сказал, 'Какой дорога, хозяин?' Сделав сердитое лицо, я ответил, «Дорога в Англию, дурак, и покажи мне ее немедленно, потому что сегодня вечером мы хотим захватить Лондон!» Он уставился на меня на мгновение, и затем воскликнул: «Мой Бог, хозяин, не делайте этого; здесь такая глубина, что вас накроет с головой и вы все утоните!»
Когда позднее я встретил Марица и рассказал ему эту историю, он сказал, что двое из его людей недавно поехали по берегу в Заливе Ламберта, где английский крейсер стоял на якоре недалеко от берега. Спешившись, они открыли огонь. Их пули барабанили по бронированным бортам, не причиняя им вреда, а когда команда навела на них орудие на них, они поторопились исчезнуть в дюнах, но теперь они могли сказать, что принимали участие в единственном морском сражении войны! Той ночью мы разбили лагерь в дюнах, сидя без дела у костров из плавника, обсуждая, кто что видел и кто что расскажет, когда вернется домой.
Мы провели здесь еще два дня, плавая на лодке в устье реки и помогая местным рыбакам вытягивать сети. Потом мы возвратились по Олифантс-ривер к началу пути, гордясь тем, что мы на лошадях вошли в море.
XXV. Последняя фаза
Теперь генерал Смэтс огласил свои дальнейшие планы.
К северу, на расстоянии в сто пятьдесят миль, находился О'Окип — большое месторождение меди, с поселками Спрингбок и Конкордия. Там находятся британские гарнизоны, и он решил туда наведаться. Он рассчитал, что при его попытке захватить эти города англичане направили бы туда подкрепление по морю. Тогда он направился бы на юг и вошел в населенные бурами районы вокруг Мыса Доброй Надежды. Во всяком случае, именно такие слухи ходили среди нас, и все были воодушевлены мыслью о совершении рейда к Столовой бухте. Некоторые даже поговаривали о том, чтобы захватить Кейптаун, и в штабе нам приказали снова собрать разрозненные отряды.
Через несколько дней коммандо было собрано, и мы пошли на север по бесплодным пространствам Намакваленда.
Из-за трудностей снабжения едой и водой мы шли небольшими отрядами, и всем было дано указание собраться в Камьесбергелле. Генерал Смэтс со своим штабом шел своим маршрутом в миссионерской станции Лельефонтейн, которой мы достигли через шесть дней.
Мы нашли это место, заброшенное и разоренное, и среди камней вокруг сожженных зданий лежало двадцать или тридцать мертвых готтентотов, все еще сжимающих старые кремневые ружья. Это была работа Марица. Он приехал в станцию с несколькими людьми, чтобы поговорить с миссионерами, но вооруженные готтентоты попытались его захватить, и им едва удалось спастись. Чтобы отомстить за это, он на следующее утро появился там с более сильным отрядом и уничтожил поселение, что для большинства из нас казалось совершенно неоправданным и слишком жестоким. Генерал Смэтс ничего не сказал, но я видел, как он обошел убитых и, когда он вернулся, то почти не разговаривал и был очень вспыльчив, что всегда служило у него признаком плохого настроения.
Мы жили среди гниющих трупов в течение нескольких дней, поскольку должны были ждать здесь новостей о том, что наши силы были от медных рудников на таком расстоянии, с которого можно их атаковать, и только тогда перешли поближе к ним. В Сильвермоунтинс мы нашли Боувера с его людьми, а также Марица с его отрядом, но, поскольку ван Девентер отсутствовал, меня послали на его поиски.
Я начал этот поиск на рассвете однажды утром, что было самым длинным непрерывным периодом за все время войны, в течение которого я не спал и не отдыхал — это продолжалось восемьдесят часов. Весь первый день я непрерывно ехал, сменяя лошадей (мои две запасные лошади были все время вместе со мной), расспрашивая фермеров и пастухов о нахождении коммандо. Наконец, с помощью проводника к полуночи я нашел ван Девентера и передал ему приказ, после чего он сразу тронулся в путь. Я должен был ехать вместе с ним и ехал всю ночь и большую часть следующего дня, и только к закату мы добрались до генерала Смэтса и остальной части нашего коммандо в Сильвермоунтинс. Будучи в седле тридцать шесть часов, я надеялся отдохнуть, но в сумерках раздался сигнал и коммандо выступило к Спрингбоку, до которого было тридцать миль. Сначала наш путь проходил среди холмов, и мы двигались медленно, затем по открытой равнине. К четырем часам утра мы были рядом с поселком, другие отряды уже заняли свои позиции, на которые они вышли с помощью местных фермеров. Спрингбок лежит в трех милях от O'Окипа и на таком же расстоянии от Конкордии, и все три пункта были заняты британскими гарнизонами и служившими у них готтентотами. Каждый пункт должен был быть атакован в определенное время, и первым был Спрингбок. Его защищало примерно сто двадцать человек, но они занимали три хорошо укрепленных форта на возвышенности, которые прикрывали все подходы, что сводило на нет наше численное преимущество (у нас было около четырехсот человек), тем более что примерно половину наших сил надо было выделить для наблюдения за Конкордией и О'Окипом на случай вылазки англичан.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});