Людмила Ивонина - Мазарини

Весной 1655 года правительство Людовика XIV предложило для регистрации Парижскому парламенту несколько финансовых эдиктов, которые вызвали критику и противодействие магистратов. В дело решил вмешаться юный король: разряженные в охотничьи костюмы, люди его свиты явились в парламент. И во главе их красовался сам Людовик. Там монарх пробыл всего несколько минут, раздосадованный тем, что его отвлекают от любимых занятий и не слушаются, как подобает подданным. Он объявил, что запрещает проводить совместные заседания всех палат парламента и тут же покинул Дворец правосудия.

Парламентарии были оскорблены таким неуважением к себе и решили не подчиняться. Людовик тут же побежал к своему учителю и крестному отцу, а первый министр своим дипломатическим искусством «утопил» парламентский конфликт в долгих и запутанных переговорах.

Мазарини знал, что делает, несмотря на имевшиеся еще трудности. «Сейчас я, как никогда раньше, уверен в будущем», – говорил он королеве. Кардинал не спешил, поскольку имелись его выдвиженцы, которые продолжат дело, пусть даже несколько иными способами.

За спиной мудрого и осторожного первого министра все более становилась заметной фигура его личного интенданта Кольбера, представлявшего интересы нового государственного чиновничества, добивавшегося более жестких мер по отношению к любым формам оппозиции власти. После выходки Людовика XIV в парламенте Кольбер заметил Мазарини: «Все добропорядочные люди в ужасе от зловредных умыслов членов парламента, слышатся справедливые жалобы, что Ваше Преосвященство не желает преодолеть свою доброту и действовать так, чтобы в сознании магистратов отпечатался страх, в то время как это единственный путь к тому, чтобы удерживать их в рамках должного. Существует мнение, что следует в ближайшее воскресенье вызвать старейшин палат парламента, со всей строгостью сказать им о неудовольствии короля деятельностью парламента и в выражениях твердых и энергичных объяснить им, что у них нет никакой надежды на проведение совместных заседаний».

Джулио Мазарини многим уже казался добрым, чего не бывало раньше. Кардинал с большим вниманием относился к советам своего энергичного протеже, но продолжал поступать в соответствии со своей давно выработанной и проверенной тактикой поведения. Но он понимал, что за силовыми методами в будущем дело не станет.

Магистраты потихоньку продолжали настаивать на проведении совместного заседания всех палат. Спустя год, в августе 1656 года, парламентом был поднят вопрос об участившейся практике передачи важных судебных дел, ранее рассматривавшихся в парламенте, в Государственный совет. Было принято постановление о подотчетности парламенту докладчиков Государственного совета.

Это постановление вызвало бурное негодование правительства. Лишь один Мазарини сохранял полное спокойствие, понимая, что все выльется в пустую говорильню. Кольбер же предложил первому министру составить мемуар о незаконности претензий парламента. Одновременно докладчики Государственного совета отправили к Людовику XIV свою делегацию. Глава делегации государственный советник Ж. Гомен заявил, что Франция до тех пор не обретет спокойствия, пока все гранды не будут лишены власти, пока у всех гугенотов не будут отобраны занимаемые ими места и пока парламенты не принудят к молчанию.

Король принял их ласково. Фактически это была программа, которую он в будущем претворит в жизнь с помощью тех людей, которых оставит ему Мазарини. Но некоторых из них он уничтожит в самом начале своего настоящего правления. Пока же король был молод, уважал первого министра, привык ему подчиняться и не желал ничего предпринимать против его политики.

При Людовике XIV выживет и фактически будет осуществлять управление Францией главный выдвиженец и своеобразный «серый кардинал» Мазарини – Жан-Батист Кольбер. Однако в 1650-е годы после Фронды на первом плане внутренней политики первого министра работали два человека. Когда кардинал вернулся в Париж, он назначил сразу двух сюринтендантов финансов: Фуке и Сервьена. Последний уже изрядно послужил ему, был уставшим и больным, и поэтому для него это была своего рода синекура, хотя она и ограничивала власть другого, главного и более талантливого сюринтенданта – Николя Фуке.

Понесшие убытки во время Фронды, испытавшие страх перед возможными судебными преследованиями, финансисты после возвращения кардинала вновь осознали себя хозяевами положения. Никогда еще они так не ощущали свою государственную значительность, никогда так не афишировали своего богатства. Самым богатым, даже супербогатым должен был выглядеть ярчайший представитель делового мира тогдашней Франции – Фуке, несший ответственность за доходы государства и пользовавшийся большим доверием у банкиров своего королевства и всей Европы. Этим доверием он был обязан своей ловкости, обходительности, смелости, прекрасному имиджу и, как отмечали современники, опасному обаянию, но прежде всего тем, что являлся выдвиженцем Джулио Мазарини – непререкаемого европейского авторитета.

Таланты достались Фуке по наследству. Николя Фуке был сыном государственного советника Франсуа Фуке, который в свое время являлся ближайшим помощником кардинала Ришелье в вопросах морской торговли и флота. Поэтому Николя без особых хлопот были обеспечены безбедное существование и неплохая карьера. Но помимо приятной внешности он обладал еще немалым умом.

Юный Николя дважды заключал очень выгодные браки. Первый раз он женился в Нанте в 1640 году, когда ему было только двадцать пять лет, на одной из самых богатых наследниц Бретани. Скоро она умерла, оставив ему все свое состояние и дочь. Второй брак был заключен в Париже в 1651 году с молоденькой девушкой пятнадцати лет Мари-Мадлен де Кастиль, за спиной которой стояли двадцать высокородных персонажей, занимавших важные посты в финансовом и юридическом ведомствах, в парламенте и Государственном совете. Семья второй жены «стоила» Фуке двадцать миллионов ливров.

С самого начала Фронды Фуке сумел угадать, кто есть кто, и выдвинуться, став с ноября 1650 года королевским прокурором в Парижском парламенте. На этой должности Николя оказал немалые услуги Мазарини и двору. Когда первый министр был вынужден бежать из Парижа, ему в большей степени помог именно Фуке. Поэтому в феврале 1653 года кардинал о нем вспомнил и в награду (правда, не без колебаний и за наличные деньги) назначил одним из сюринтендантов финансов. В декабре 1654 года были распределены основные обязанности между Фуке и Сервьеном.

Николя было поручено взять на себя самую ответственную и трудоемкую часть работы, на что он и претендовал. А после смерти Сервьена в феврале 1659 года он стал единоличным сюринтендантом финансов.