Николай Гумилев - Где небом кончилась земля : Биография. Стихи. Воспоминания

* * *

Об озерах, о павлинах белых,О закатно-лунных вечерахВы мне говорили, о несмелыхИ пророческих своих мечтах.

Словно нежная ШахерезадаЗавела магический рассказ,И казалось, ничего не надо,Кроме этих озаренных глаз.

А потом в смятенье <…> туманныхМне, кто был на миг Ваш господин,Дали два цветка благоуханных,Из которых я унес один.

* * *

Однообразные мелькаютВсе с той же болью дни мои,Как будто розы опадаютИ умирают соловьи.

Но и она печальна тоже,Мне приказавшая любовь,И под ее атласной кожейБежит отравленная кровь.

И если я живу на свете,То лишь из-за одной мечты:Мы оба, как слепые дети,Пойдем на горные хребты,

Туда, где бродят только козы,В мир самых белых облаков,Искать увянувшие розыИ слушать мертвых соловьев.

* * *

Отвечай мне, картонажный мастер,Что ты думал, делая альбомДля стихов о самой нежной страстиТолщиною в настоящий том!

Картонажный мастер, глупый, глупый,Видишь, кончилась моя страда,Губы милой были слишком скупы,Сердце не дрожало никогда.

Страсть пропела песней лебединой,Никогда ей не запеть опять,Так же как и женщине с мужчинойНикогда друг друга не понять.

Но поет мне голос настоящий,Голос жизни, близкой для меня,Звонкий, словно водопад гремящий,Словно гул растущего огня:

«В этом мире есть большие звезды,В этом мире есть моря и горы,Здесь любила Беатриче Данта,Здесь ахейцы разорили Трою!Если ты теперь же не забудешьДевушку с огромными глазами,Девушку с искусными речами,Девушку, которой ты не нужен,То и жить ты, значит, недостоин».

* * *

Дремала душа, как слепая,Так пыльные спят зеркала,Но солнечным облаком раяТы в темное сердце вошла.

Не знал я, что в сердце так многоСозвездий слепящих таких,Чтоб вымолить счастье у БогаДля глаз говорящих твоих.

Не знал я, что в сердце так многоСозвучий звенящих таких,Чтоб вымолить счастье у БогаДля губ полудетских твоих.

И рад я, что сердце богато,Ведь тело твое из огня,Душа твоя дивно крылата,Певучая ты для меня.

* * *

Я вырван был из жизни тесной,Из жизни скудной и простойТвоей мучительной, чудесной,Неотвратимой красотой.

И умер я… и видел пламя,Не виданное никогда:Пред ослепленными глазамиСветилась синяя звезда.

Преображая дух и тело,Напев вставал и падал вновь.То говорила и звенелаТвоя поющей лютней кровь.

И запах огненней и слащеВсего, что в жизни я найду,И даже лилии, стоящейВ высоком ангельском саду.

И вдруг из глуби осияннойВозник обратно мир земной.Ты птицей раненой нежданноЗатрепетала предо мной.

Ты повторяла: «Я страдаю», —Но что же делать мне, когдаЯ наконец так сладко знаю,Что ты – лишь синяя звезда.

* * *

В этот мой благословенный вечерСобрались ко мне мои друзья,Все, которых я очеловечил,Выведя их из небытия.

Гондла разговаривал с ГафизомО любви Гафиза и своей,И над ним склонялись по карнизамГоловы волков и лебедей.

Муза Дальних Странствий обнималаЗою, как сестру свою, теперь,И лизал им ноги небывалый,Золотой и шестикрылый зверь.

Мик с Луи подсели к капитанам,Чтоб послушать о морских делах,И перед любезным Дон ЖуаномФанни сладкий чувствовала страх.

И по стенам начинались танцы,Двигались фигуры на холстах,Обезумели камбоджианцыНа конях и боевых слонах.

Заливались вышитые птицы,А дракон плясал уже без сил,Даже Будда начал шевелитьсяИ понюхать розу попросил.

И светились звезды золотые,Приглашенные на торжество,Словно апельсины восковые,Те, что подают на Рождество.

«Тише, крики, смолкните, напевы! —Я вскричал. – И будем все грустны,Потому что с нами нету девы,Для которой все мы рождены».

И пошли мы, пара вслед за парой,Словно фантастический эстамп,Через переулки и бульварыК тупику близ улицы Декамп.

Неужели мы Вам не приснились,Милая с таким печальным ртом,Мы, которые всю ночь толпилисьПеред занавешенным окном.

* * *

Еще не раз Вы вспомните меняИ весь мой мир, волнующий и странный,Нелепый мир из песен и огня,Но меж других единый необманный.

Он мог стать Вашим тоже и не стал,Его Вам было мало или много,Должно быть, плохо я стихи писалИ Вас неправедно просил у Бога.

Но каждый раз Вы склонитесь без силИ скажете: «Я вспоминать не смею,Ведь мир иной меня обворожилПростой и грубой прелестью своею».

* * *

Так долго сердце боролось,Слипались усталые веки,Я думал, пропал мой голос.Мой звонкий голос навеки.

Но вы мне его возвратили,Он вновь мое достоянье,Вновь в памяти белых лилийИ синих миров сверканье.

Мне ведомы все дорогиНа этой земле привольной…Но ваши милые ногиВ крови, и вам бегать больно.

Какой-то маятник злобныйВладеет нашей судьбою,Он ходит, мечу подобный,Меж радостью и тоскою.

Тот миг, что я песнью своеюДоволен, – для Вас мученье.Вам весело – я жалеюО дне моего рожденья.

* * *

Я говорил – ты хочешь, хочешь?Могу я быть тобой любим?Ты счастье странное пророчишьГортанным голосом твоим.

А я плачу за счастье много,Мой дом – из звезд и песен дом,И будет сладкая тревогаРасти при имени твоем.

«И скажут – что он? Только скрипка,Покорно плачущая, он,Ее единая улыбкаРождает этот дивный звон.

И скажут – то луна и море,Двояко отраженный свет —И после – о, какое горе,Что женщины такой же нет!»

Но, не ответив мне ни слова,Она задумчиво прошла,Она не сделала мне злого,И жизнь по-прежнему светла.

Ко мне нисходят серафимы,Пою я полночи и дню,Но вместо женщины любимойЦветок засушенный храню.

* * *

Ты не могла иль не хотелаМою почувствовать истому,Твое дурманящее телоИ сердце бережешь другому.

Зато, когда перед бедоюЯ обессилю, стиснув зубы,Ты не придешь смочить водоюМои запекшиеся губы.

В часы последнего усилья,Когда и ангелы заблещут,Твои сияющие крыльяПередо мной не затрепещут.

И ввстречу радостной победеМое ликующее знамяТы не поднимешь в реве медиСвоими нежными руками.

И ты меня забудешь скоро,И я не стану думать, вольный,О милой девочке, с которойМне было нестерпимо больно.

* * *