Эдвард Радзинский - Триллер в век мушкетеров. Железная маска

После времени великих побед пришли времена великих поражений. Старый король терял завоеванные территории, но что еще страшнее – детей и внуков. С 1711 по 1714 год умерли двое его детей, за ними умер внук, другой любимый внук упал с лошади и разбился… Будто и вправду было чье-то проклятье, будто судьба мстила ему за что-то. Людовик стал мрачен, угрюм. Вместо ветреных красоток в его сердце теперь царила властная ханжа госпожа де Ментенон. Ушли в легенду волшебные версальские празднества, их заменили проповеди новой подруги короля. Рухнул знаменитый этикет Версальского дворца, который рабски перенимали королевские дома Европы.

Теперь король подолгу лежал в постели или часами неподвижно просиживал в кресле, уставившись в одну точку.

25 августа праздновали день Святого Людовика. Как всегда, с утра загремели приветственно барабаны, но… Но день закончился причащением и соборованием умиравшего короля. Несколько суток длилась его тщетная борьба со смертью. Он с усмешкой сказал плачущим придворным: «Зачем вы плачете? Вы думаете, что я бессмертен? Но я думаю совсем иначе».

Великий король умер 1 сентября, не дожив четырех дней до своего 77-летия. Все последние свои дни он давал прощальные указания министрам. Возможно, вспомнил он и о Человеке в маске. Во всяком случае, он долго беседовал наедине со своим военным министром.

Граф Сен-Жермен был знаком с родственниками последнего военного министра Людовика XIV. Кажется, его звали месье де Шамийяр. И его зять рассказал графу… После смерти Сен-Мара министр был последним, знавшим тайну Железной Маски. Зять буквально на коленях умолял тестя открыться ему. Но тот, как и Сен-Мар, ответил, что это государственная тайна. Он сказал, что на Библии поклялся умирающему королю никогда ее не разглашать.

– От себя, – сказал месье Антуан, – могу добавить: уже в царствование Людовика XV началась упорная работа по созданию мифа. Появляются показания «свидетелей», доказывающие, будто бы не было никакой маски, никакого опасного заключенного, изолированного от мира. Казанова пишет в мемуарах, что Людовик XV говорил, что никакой таинственной маски вообще не существовало. Граф Сен-Жермен написал в «Записках»: «Вчера глупец Казанова долго рассказывал об этом! Тайна была, и ужасная, поэтому так упорно отрицал ее король».

(Я давно отметил, он очень не любил Казанов у, мне даже показалось…)

– Нет-нет, – торопливо сказал месье Антуан, – подозревать графа Сен-Жермена в банальной зависти смешно. Граф мыслил иными категориями и испытывал иные чувства, чем мы, смертные. Просто Казанова был слишком примитивен для него… Итак, несчастный Человек в маске должен был исчезнуть, раствориться в Истории… Но, как учил нас Господь, человеческая кровь вопиет… и нет ничего тайного, что не стало бы явным.

Месье Антуан замолчал. Некоторое время мы сидели молча. Наконец он заговорил:

– Пришла пора прощаться. Мы успели. В вечерний час, когда солнце склонилось к закату, мы закончили расследование.

Прощание

Я будто очнулся и с изумлением посмотрел в окно. Я увидел, как в меркнущем дневном свете зажглись фонари на площади. Если раньше время останавливалось, то теперь оно стремительно пролетело.

– Я хочу вам подарить на прощание, – сказал месье Антуан.

Он протянул мне бриллиант. Это был небольшой камень с каким-то особым блеском. Я не берусь его описывать, ибо не сумею. Скажу только, если долго смотреть на камень, он живет… меняет цвет.

– Завораживает, не так ли? – сказал месье Антуан. – Если будете смотреть на него неотрывно, веруя, что уйдете ТУДА, прошлое станет для вас таким же настоящим, как для меня… и для графа.

Он проводил меня до двери.

Я попрощался, вышел на лестницу, и дверь захлопнулась.

Когда я вернулся в Москву, камень стал моим мучением. Я много раз подолгу глядел на бриллиант… глядел до слез, но… тщетно!.. Запахи моря той Венеции и небеса прошлого над тем летящим первым воздушным шаром не вернулись… Думаю, я потерял все это… навсегда. И все, что случилось со мной, уходит из памяти каждый день и все больше кажется сном. Жалкий путешественник, потерявший Землю Обетованную… Осталась лишь звериная тоска по тому необъяснимому, что я ВИДЕЛ.

Последняя встреча

В Париж я сумел приехать только через три года. Немедля позвонил месье Антуану. Телефон был выключен. Но я должен был его увидеть. Я решился.

Я отправился на площадь Фюрстерберг, в столь знакомый мне дом. Позвонил в знакомую квартиру. Мне открыл дверь незнакомый человек – молодой, с хищным, узким галльским носом… Через его плечо я увидел знакомую анфиладу комнат, заставленных, увы, убогой современной мебелью. Я объяснил, что пришел к месье Антуану, с которым имел честь здесь дважды встречаться.

Молодой человек посмотрел на меня с изумлением. Он сказал, что я, видимо, что-то перепутал. Никакого месье Антуана здесь нет и никогда не было. В квартире живет только он… Правда, на какое-то время он уезжал работать в Египет, но квартира была заперта, и в ней никто не жил.

Я почему-то не решился возразить, я просто ушел.

Все случилось в мой последний день в Париже. Гуляя по любимому Латинскому кварталу, я вышел на набережную Сены. Стоял чудесный осенний день с теплым солнцем и красной листвой на деревьях. Я миновал знаменитый мост около библиотеки Мазарини и шел по набережной, рассеянно разглядывая ящики букинистов, когда мне бросился в глаза…

Я замер.

Подошел поближе.

Передо мной висел старый пожелтевший журнал за 1903 год.

Журнал был раскрыт на фотографии двух улыбающихся мужчин. Под фотографией была надпись: «Вавилон раскопан! Роберт Кольдевей раскопал дворец Навуходоносора и висячие сады Семирамиды». На фотографии улыбающийся усатый господин – знаменитый археолог Роберт Кольдевей стоял рядом с другим улыбающимся господином, не узнать которого мне было невозможно.

Рядом с Кольдевеем, обнимая его за плечи, стоял… месье Антуан! На плече великого археолога лежала знакомая рука… в перчатке!

Месье Антуан весело глядел на меня из… 1903 года!

Я тотчас захотел купить журнал. Продавец сочувственно улыбнулся и объяснил:

– Этот номер, как и все номера за 1903 год, уже проданы Парижской библиотеке.

Стоя на набережной, я несколько раз перечел статью, напечатанную под фотографией. В ней писалось о раскопках, о знаменитом археологе Кольдевее и… ни слова о человеке рядом с Кольдевеем!

Больше я никогда не видел месье Антуана.

Но каждый раз, приезжая в Париж, как приговоренный, я иду на площадь Фюрстенберг, стою у знакомого дома и чего-то жду.