Виктор Шендерович - Изюм из булки

Вадик рассказал о своем друге, питерском скульпторе Василии Аземше, к которому как-то подошел несчастный бомж и сказал:

— Брат! Дай на хлеб.

А Аземша как раз шел из булочной, и из авоськи у него торчал батон (или, говоря по-питерски, булка): Поняв просьбу буквально, скульптор отломил свежую горбушку и протянул ее страдающему брату.

Страдающий брат плюнул, грязно выругался — и еще некоторое время потом грязно ругался в удаляющуюся спину добросердечного скульптора.

В ответ я поделился воспоминанием о Григории Горине: мы стояли в тамбуре поезда Нижний Новгород — Москва, ожидая отправления, когда с аналогичной просьбой (насчет финансовой поддержки в счет человеколюбия) у ступенек возник вполне половозрелый юноша. На юноше были кроссовки «адидас», джинсы «левайс» и куртка — тоже вполне кондиционного происхождения.

И Григорий Израилевич нравоучительно сказал:

— Юноша! Вы недостаточно плохо одеты.

Возможно, продюсер Малакянц тоже вспомнил бы какую-нибудь историю на эту трехгрошовую тему, но тут Жук заметил, что на парапете чугунной ограды, возле которой мы стоим, лежит горстка десятикопеечных монеток. Происхождение этой мелочи мы поняли через пару секунд: монетки оставил мальчик, просивший подаяния. Серебро взял, а медью — побрезговал.

Чтоб зря карманы не оттягивать.

— Ни фига себе, — сказал я.

— Да, неглупо, — сказал Жук.

А продюсер Малакянц аккуратно собрал монетки и, положив себе в карман, наставительно произнес:

— Мальчик никогда не будет богатым. Мы с Жуком, видимо, тоже.

Стрелки

Приход в голову настоящей шутки — всякий раз чудо и счастье.

Дело было в Риге (Рига — в этой истории обстоятельство важное, оставьте его, пожалуйста, в голове на пару минут).

Итак, мы ужинали большой артистической толпой в каком-то клубе; на стене висела картина — обычная, признаться, мазня: дворик, домик, дерево, собачка… И вот встал Вадим Жук и вкрадчивым голосом экскурсовода начал раскрывать нам художественные тайны этого полотна. Молол что-то несусветное (Вадим Семенович, кстати, один из немногих моих друзей, знающий и понимающий живопись по-настоящему).

Цветовая гамма, говорил Жук… работа со светотенью… композиционное решение… обратите внимание на собачку …

Я обмирал от наслаждения — так это было изящно. Пять минут монолога — и ни единого шва, ни малейшего усилия, никаких следов внутренней работы! Когда с собачкой было покончено, все уже не смеялись, а всхлипывали от смеха. Тогда Вадик нравоучительным голосом сказал:

— Перейдем к следующей картине… И обернулся наугад.

За его спиной никаких картин не было. На стене висели обычные часы. Но паузы в монологе Жука не случилось.

— Эта картина называется «Латышские стрелки», — сказал он.

Визитка впрок

На его визитке еще в давние годы значилось: «Вадим Жук, отец Ивана». Ване в ту пору было совсем немного лет, и такая самоидентификация воспринималась милой шуткой.

Как писалось в старых романах: прошли годы…

Недавно у меня брала интервью молодая журналистка. Среди прочего, поинтересовалась, кто пишет куплеты в программу «Плавленый сырок». Я назвал Вадима Жука, предупредив: вы вряд ли знаете это имя…

— Не знаю, — призналась она. — Я знаю — Ивана Жука!

— А кто это? — поинтересовался я.

— Ну как же! Известный рок-музыкант. Правильно было написано на той визитке!

Взятка в рабочее время

Дело было в «Литгазете», в редакции «Клуба 12 стульев», в лучшие его годы. Появиться на шестнадцатой полосе было тогда большой честью, и некий автор, немолодой уже человек, получив гонорар за пару опубликованных накануне фраз, нашел ему наилучшее применение: купил бутылку хорошего армянского коньяка и пришел в редакцию — крепить контакты…

А коллектив редакции был, мягко говоря, пьющий. Оттопыренную полу пиджака, разумеется, заметили сразу — и с нарастающим нетерпением ждали, когда? автор вынет и поставит. А тот все мялся, мучаясь порочностью замысла. Наконец, решился и водрузил-таки свой коньяк на стол, за которым сидел редактор Виталий Резников.

Резников поднял голову и увидел бутылку. Перевел глаза на автора. Снова посмотрел на бутылку. И строго спросил:

— Что это?

Автор похолодел и забормотал что-то невнятное про свою благодарность…

— Вы хотели предложить мне взятку? — холодно уточнил Резников.

Автор подавился благодарностью и понял, что это конец. На дворе стояли строгие семидесятые годы.

— Взятку. Мне. В рабочее время… — вслух продолжал осознавать размеры человеческого цинизма редактор Резников.

Автор воровато схватил бутылку и попятился к дверям.

По мнению Владимира Владина, рассказывавшего мне сию историю, в этот момент в двух шагах от смерти находились уже двое. Гость был на грани инфаркта, а редактора (если бы из редакции ушла бутылка армянского коньяка) убил бы коллектив.

Несчастный уже исчезал с поклонами в дверном проеме, когда Резников сказал:

— Стойте!

И царственно объявил:

— Ваше счастье, что я беру взятки!

Анекдот

Ко времени встречи с Никулиным я уже вполне представлял главное проклятье его жизни: разумеется, каждый второй из числа узнававших (а узнавали все) норовил схватить классика за локоть и рассказать ему анекдот.

Я это знал — и все равно не удержался: Юрий Владимирович, а вы слышали такой-то анекдот?

— От вас — еще нет, — смиренно ответил Никулин.

Те же яйца, только в профиль…

Место действия: джип с наворотами.

Действующие лица, они же исполнители: поэт Игорь Иртеньев, бард Михаил Кочетков, ваш покорный слуга и некто Леша — хозяин джипа, здоровенный детинушка, работавший в ту пору администратором у известного эстрадного артиста.

Обстоятельства: едем вместе из посольства, где получали визы.

Теперь — собственно история.

У светофора хозяин джипа, увидев уазик военной автоинспекции, вдруг сказал:,

— Во! А у меня в армии смешной случай был…

И начал рассказывать, смешной случай. Звучало это примерно так:

— Это уже перед дембелем было. Иду я старшим патруля, вижу — чурка какой-то в шинели. А у меня глаз наметанный, я сразу вижу: самовольщик. «Стой, ко мне!» — а он бежать. Ну, я за ним. А он, сука, маленький, но шустрый., Но я ж спортом занимался, у меня ж дыхалка… — я на принцип! Пять минут за ним бегал: он на станцию, я туда, он по путям — я за ним! И на запасных догнал! Он, сучонок, сдох через рельсы бегать. Догнал я его — и как дам по балде! Он с копыт — башкой об уголь (там склад был) — и лежит. Ну, я сел на рельсы, отдыхиваюсь, жду, пока ребята подойдут. И представляете — застудил яйца! Мне на дембель, а у меня вот такие вот стали, как у слона! А куда мне такие — мне ж на дембель! В медсанбате потом кололи какой-то гадостью — стали маленькие… Только чего-то совсем маленькие. А куда мне маленькие, мне ж на дембель…