Фриц Шахермайр - Александр Македонский

В Персиде войсками командовал выросший в Македонии Ариобарзан. Он знал силы противника, но рассчитывал на свою военную смекалку. Ариобарзан построил укрепления на главном перевале и занял высоты по обе стороны долины. Таким образом, он приготовил македонянам настоящую ловушку. Когда Александр пытался форсировать эту долину, на его войско обрушились сверху горы камней и обломки скал От этого не защищали щиты, здесь невозможно было организовать никакого сопротивления. Македоняне несли большие потери. Им не оставалось ничего иного, как отступить, более того, позорно бежать, бросив убитых. На карту были поставлены ореол непобедимости Александра, его слава, которая уже сама по себе обычно внушала величайший страх врагам. Однако персы упустили возможность закрепить победу. Они думали лишь об обороне и пренебрегли возможностью напасть на Александра с тыла, удержать его в той ловушке, в которую он попал, и там уничтожить.

Вырвавшись из западни, Александр тотчас предпринял попытку исправить свою ошибку. Взяв в проводники пастухов, царь отважился по безвестной горной тропинке двинуться в обход врага. Вместе с большей частью войска, не обращая внимания на мороз, утопая в снегу, Александр пробирался ночами. Это был отчаянный шаг, даже если Александр верил, что проводники не предадут его. Пусть это был самый рискованный из всех его походов, но и он увенчался успехом. Войско Александра совершенно внезапно оказалось в тылу врага, и напуганные персы сдались без сопротивления. Александр не был склонен к милости.

В беспредельном гневе царь велел перебить всех, кто попадется ему в руки. Ариобарзан и несколько его приверженцев бежали в горы. Царь считал, что слухи о его жестокости предпочтительнее разговоров о его доброте.

Этот эпизод, так же как и поведение царя в Персеполе, доказывает, насколько важно было для Александра с самого начала устрашить иранцев. Персеполь царь захватил после нескольких быстрых переходов, в его руках оказались все царские дворцы. Местный персидский правитель завоевал благосклонность царя тем, что передал Александру все имущество. Тем же, кто пытался разграбить дворцы до прихода Александра, пришлось теперь за это расплачиваться. Царь отдал город на разграбление своим воинам. Казалось, что великолепные дворцы, возвышающиеся на террасах, и царские гробницы, вырубленные высоко в горах, с печалью взирают на это поругание, подобно тому как некогда Акрополь смотрел на разрушенные Афины.

То, что Александр дал волю своему гневу, объясняется не только его стремлением отомстить и проучить персов. Персеполь в отличие от Вавилона и Суз не нужен был Александру в его будущем государстве. Во времена персидского господства этот город вел паразитическое существование: жил не для империи, а для самого себя. Не задумал ли, кроме того, Александр показать всему миру на примере Персеполя, что население может рассчитывать на его милость только после того, как будет покончено со всякого рода привилегиями?

Среди драконовских мер, предпринятых Александром, надо назвать также и вызвавший много споров поджог дворца в Персеполе[182]. По официальной версии, приведенной Птолемеем, существовал хорошо обдуманный план завершить «войну отмщения» каким-либо символическим актом. Клитарх и многие другие авторы рассказывают об этом иначе: пожар якобы произошел во время одной из пьяных пирушек, на которую сподвижники Александра привели своих гетер. Одна из них, прекрасная и остроумная Таис, не утратила своего красноречия даже в присутствии Александра. Именно она якобы внушила опьяневшим участникам пира — возможно, просто в шутку — мысль отомстить персам поджогом дворца в их столице. Александр, сразу же усмотрев возможность превратить это в символ отмщения, принял предложение Таис и тотчас привел его в исполнение. Участники пира повскакали с мест и в вакхическом порыве бросились к дворцу. Сам царь поджег факелом пурпурные занавеси и ковры. Вскоре запылали кедровые перекрытия здания. Когда пламя, быстро распространяясь, стало охватывать один дворец за другим, Александр распорядился погасить пожар, но сделать это было уже невозможно. Современные археологи обнаружили следы этого пожара. Вся дворцовая утварь была, однако, заранее убрана, и можно подозревать, что поджог был предварительно запланирован и лишь облечен в форму импровизированного буйства[183].

Запланирован ли этот пожар заранее или возник спонтанно, во всяком случае он был грандиозен, почти символичен и завершил собой целую эпоху. Этим актом Александр мстил не только за греков, но и за египтян, вавилонян, за все подвластные персам народы и даже за самих иранцев. Этот эпизод как бы подвел итоговую черту под всем прошлым. Скоро, считал Александр, должно было наступить время, когда уже не будет ни побежденных, ни ненависти, ни мести. Теперь в последний раз эта чувства проявились во всей их торжествующей и безоглядной ярости. Была отдана дань и воспоминаниям о персидских войнах, и реваншистским устремлениям греков, и панэллинским настроениям. Александр увлекался этими идеями лишь до тех пор, пока это отвечало его планам. Теперь из этих идей было извлечено все, на что он мог рассчитывать: больше они ему были не нужны и стали ему помехой Мы видим, что Александр отказался от старых идей так же легко, как отказываются от платья, когда оно становится слишком узким. Еще вчера мысль о мести заставляла лихорадочно биться его пульс; завтра она уже не будет для него ничего означать, словно ее никогда и не было.

Но, стремясь к умиротворению, царь хотел освободиться не только от идеи мести. Он отказывался и от панэллинской войны, а в конечном счете даже от панэллинской гегемонии и привилегий. Со всем этим мы еще встретимся позднее[184].

В Персиде Александр пробыл с января по май. Он снова поручил гражданское управление одному из местных чиновников, а командование войском и управление Персеполем — македонянам. Здесь Александр оставил значительный контингент македонского войска. В апреле царь провел успешные операции против горных племен, невзирая на холод, снег и бурные горные потоки. Сатрап соседней Кармании уведомил его о своей покорности и был утвержден в прежней должности. Здесь Александру также досталась богатая добыча в виде слитков благородных металлов, которая даже превысила взятую в Сузах. Больше всего взяли в Персеполе, но и в Пасаргадах добыча оказалась весьма значительной. С этой второй царской резиденцией Александр поступил более милостиво. Ведь этот город основан великим Киром, и здесь находилась его могила. Александр, по всей видимости, еще в юности читая «Киропедию», проникся глубокой симпатией к столь родственному ему великому правителю. Он посетил эту замечательную своей скромностью и простотой усыпальницу и распорядился об уходе за ней[185].