Драбкин Артем - Я дрался с Панцерваффе.
– Что самое страшное на фронте?
– Самое страшное – это когда тебя бросает пехота. Они бегут, а ты остаешься в одиночестве, и нет связи с другими подразделениями. Ты лихорадочно пытаешься понять, что дальше делать, как действовать. Тут уже вся надежда на собственный опыт – бежать со всеми или оставаться. Некоторые бойцы ворчали: «Наш командир, он видишь, какой упрямый. Не хочет бежать». А потом понимали, что орудие не бросишь. Если мы оставили орудия, то командиру батареи и командиру взвода – расстрел. Бывало, что побросают оружие, а командиры приказывают – иди и верни. А где его найдешь? Частично его разбили, частично разбирали те, кто остались, чтобы усилить свое вооружение. Помню, бежали минометчики, побросали минометы в ручей, а потом пришли и ныряли за ними в ледяную воду. Вот мы посмеялись.
– С политическими органами нормальные были отношения?
– В полку был замполит, капитан Лепилкин. Донской казак. Но я же его не видел. Они же в штабе. А где этот штаб? А где бой? Когда отводили, собирали вместе, он приходил, партвзносы собирал.
Потом пошли в наступление. Распутица была такая, что мы на «виллисах» не могли двигаться за своей пехотой. В каждой ложбинке – море. Орудия переправляли, цепляя их к танкам, а сами стояли на станинах. Так же и «виллисы» перетягивали. В итоге пехота села на танки, «студебеккеры», а нам было приказано остаться, пока дороги не подсохнут. В апреле пошли догонять своих. Форсировали Прут, заняли оборону в междуречье рек Прут и Жижии. Огневую мы заняли в кукурузе, на окраине какой-то деревеньки недалеко от берега реки Жижии. Впереди, левее наших позиций, метрах в ста пятидесяти возвышался холм, а на нем стоял монастырь, который был занят немцами. Батарея была придана батальону штрафников. Меня вызвал подполковник, командир этого батальона: «Смотри. Через этот холм проходит дорога. Это единственное направление, с которого могут пойти танки. Твоя задача любой ценой держать эту дорогу, не пропустить их. Иначе нас раздавят. Пока танков нет, я советую не вести огонь с основных позиций. Если хочешь их бить, то бей с других позиций».
Мы попытались хорошенько оборудовать позиции, но через сантиметров семьдесят начала проступать вода. Жара страшная, влажность, комаров море, а до немцев, я уже сказал, всего сто пятьдесят метров. Вот ты целый день лежишь в ровике, цели высматриваешь. И постоянно куришь, чтобы комаров отогнать (давали нам в день пачку суворовского табачку. Мы такие сигареты скручивали). А немцы по этой высотке ходят, перебегают, из пулеметов бьют. Штрафники повадились персиковые деревья обтрясать. А немцы их минами отгоняют. Помню, прибегает один: «Слушай, комбат, помоги! Вон видишь, пулемет бьет». Мы справа метрах в пятидесяти среди домов оборудовали запасные огневые позиции с укрытием для орудий. Ночью туда пушки перетащили. Как только рассвело, открыли огонь по уже выявленным целям. Немцы пока сообразили, что у них под носом батарея, мы огонь прекратили и бегом на основные позиции. Они давай из минометов лупить. Орудия в укрытиях, их уничтожить можно только прямым попаданием. Огонь прекратился, я разведку послал выяснить, что с орудиями. Вернулись: «Все в порядке, комбат. Орудия целы». Ночью вернули их на основную позицию. Командир батальона говорит: «Ты знаешь, Рогачев, кончай свои штучки. Они свирепеют. Ты держи дорогу».
Там у моих солдат куриная слепота началась. Приходилось по ночам отправлять их в тыл, где им давали витамины.
Расчет «сорокапятки» ведет бой в городе. Судя по наличию «сидоров» и отсутствию противогазов фотография сделана в реальной боевой ситуации.У меня все было нормально, может быть, потому, что нам давали офицерский доппаек. Вечером, когда стемнеет, приносили ужин в термосах, но аппетита не было. Стакан вина выпьешь, чем-нибудь закусишь. Были американские консервы с ветчиной ломтиками. Вот съешь два ломтика, и только водичку попиваешь.
За бои на плацдарме я был награжден орденом Красной Звезды.
Перед наступлением нас отвели и пополнили. 20 августа в составе 6-й танковой армии мы вошли в прорыв. Яссы, Берлав, Тягуч, Берлад, Букеу, Бурзеу, Фокшаны, Урзечени, Бухарест. Население поначалу нас встречало настороженно, подобострастно улыбаясь. Мы отвечали нашим радушием. Они удивлялись, ведь у них шла пропаганда, что русские придут и будут насиловать, убивать, грабить. А у нас был приказ, когда перешли границу с Румынией, мирное население не обижать, не мародерствовать. Потом они нам сами помидоры, кукурузу – мамалыгу свою выносили – ешьте! Вино целыми кувшинами. Плохие отношения были с венграми. Венгры очень коварные и злопамятные. И они бились ожесточенно до конца, до предела своей территории. А когда их к границе прижали, они стали сдаваться.
В Бухаресте нас король Михась с балкона встречал. По этому поводу было приказано немецкие трофейные шмотки, которые мы одевали, поскольку одежда быстро изнашивалась, сбросить, одеть только свои гимнастерки. В Бухаресте остановились. Город жил обычной мирной жизнью – магазины работают, рестораны. Нам выдали леи. Причем один рубль стоил 100 лей. Я получал что-то около 2000 рублей. На эти деньги можно было купить особняк. Но на руки денег выдавали мало. Часть сдавали в Фонд обороны, на облигации подписывались, какую-то часть денег я матери высылал. Вот на эти деньги я себе часы купил наручные. А некоторые ребята там загуляли. Наше командование, почувствовав, что, не дай бог, разгуляется русская душа в мирной обстановке, приказало покинуть Бухарест и двигаться в направлении Венгрии.
Тут вот произошел бой, который я могу назвать самым неудачным своим боем. Мы атаковали румынское село. Пехота залегла под огнем пулемета, стрелявшего с чердака двухэтажного здания, стоявшего метров на 250-300 ближе к нашим позициям, чем остальные дома. Перед этим домом проходила гравийная дорога, в кювете которой спрятались от огня пехотинцы. Меня вызвал командир батальона и приказал выдвинуться на прямую наводку и уничтожить пулемет. Прежде чем выкатывать орудие, я перебежками с ординарцем и командиром минометной батареи старшим лейтенантом Сергеем Верхолашиным (он придерживался меня, считая, что я везучий и со мной его не убьют) двинулся к дороге. И нет бы нам взять чуть левее, где росла кукуруза и можно было скрыться в ее зарослях. А мы побежали по открытому полю с чахлой травой и редким кустарничком. До кювета мы не успели добежать, когда огонь пулемета сосредоточился по нам. Упали. Перед носом фонтанчики пыли. Мы лежим и ждем, понимая, что сейчас убьют или ранят. Сергей лежал слева от меня, ему пуля попала в глаз. Он закричал.
