Вячеслав Удовик - Воронцов

В Петербурге и в Москве обсуждали кандидатуры тех, кто мог бы исправить положение на Кавказе. Некоторые считали, что эта задача по плечу лишь А. П. Ермолову или Н. Н. Муравьеву. Оба они воевали на Кавказе, оба хорошо знают этот край. Но Николай I считал, что там нужен человек, соединяющий «с известными военными доблестями опытность в гражданских делах»’. В военных доблестях Ермолову и Муравьеву нельзя было отказать, но к гражданским делам ни один, ни другой не тяготели. Видимо, не без колебаний император пришел к выводу, что только М. С. Воронцов в достаточной мере соединяет в себе воинскую доблесть и опыт в гражданских делах.

После десятидневного плавания в июле 1836 года на корвете «Ифигения» вдоль восточных берегов Азовского и Черного морей, о котором упоминалось выше, М. С. Воронцов составил подробный рапорт для Николая I об условиях развития торговли с черкесами и абазинцами. «Одно лишь личное обозрение может дать более или менее справедливое понятие о крае, столь мало известном и столь интересном во всех отношениях»2, — писал он.

Рапорт содержал подробное описание русских портов и укрепленных пунктов на восточном побережье Черного моря. М. С. Воронцов отмечал, что на рейде Сухум-Кале могут поместиться 3–4 флота, а превосходный порт Геленджика не уступает Севастополю. Очень плохой рейд у Редут-Кале.

У Бомбор М. С. Воронцов и его спутники высадились на берег. Произраставшие здесь в большом количестве дубы, по мнению Михаила Семеновича, могли быть использованы как строевой лес и для распиловки на доски. А богатейшие поля на равнинах, почти не заселенные и не используемые, могли бы стать местом для колоний хлебопашцев, виноделов и пастухов.

М. С. Воронцов докладывал, что на Кавказе замечены иностранные агенты. Общаясь с горцами, они уверяли их, что вскоре некоторые европейские государства и Турция начнут войну с Россией и помогут им, горцам, истребить здесь русских. Михаил Семенович считал, что торговля с горцами, помимо общих выгод, имеет еще одно немаловажное значение — «сим-то единственным способом можем мы надеяться привлечь к себе когда-либо черкесов, успокоить враждебный их дух, сделать наши сношения с ними для них необходимыми и удалить их от желания или нужды сношений с иностранцами»3.

Понимая, что без военных действий нельзя будет обойтись, Воронцов предложил занять весь восточный берег Черного моря, а горцам пообещать защиту и покровительство, чтобы они не покидали свои жилища.

В заключение он писал: «Желание видеть успех в намерении правительства весьма много еще во мне усилилось сим обозрением местности; я увидел, сколько есть источников благосостояния в сей прекрасной, но столь мало известной стране; сколь нужно и возможно воспользоваться сими источниками и сим природным богатством и возбранить неприязненной или какой-либо державе вторжение к явному вреду нашему в какие бы то ни было сношения с Кавказом»4.

Весьма возможно, что этот рапорт сыграл немаловажную роль в решении Николая I послать на Кавказ именно М. С. Воронцова. 17 ноября 1844 года император написал М. С. Воронцову: «Зная ваше всегдашнее пламенное усердие к пользам Государства, выбор мой пал на вас, в том убеждении, что вы, как главнокомандующий войск на Кавказе и наместник мой в сих областях с неограниченным полномочием, проникнутые важностию поручения и моим к вам доверием, не откажетесь исполнить мое ожидание. Но желая и при сем случае доказать вам особенное мое уважение, я не хотел приступить к объявлению о сем новом вам поручении, не узнав от вас прежде ваше согласие принять оное, в котором, однако, не могу сомневаться. Прибавлю к сему, что поручение сие считая делом, могущим продлиться не менее трех лет, и в справедливом внимании к семейным вашим обстоятельствам, полагаю сохранить вам прежнее ваше звание и главное заведывание Новороссийским краем, тем более, что по близкому соседству нахожу совершенно возможным, чтобы вы могли ежегодно проводить по нескольку месяцев на отдохновении в Крыму, в вашем поместье и в кругу вашего семейства»5.

Фельдъегерь помчался с этим посланием в Одессу. Узнав там, что М. С. Воронцов в Крыму, он отправился в Алупку и прибыл туда 27 ноября в 3 часа ночи. М. П. Щербинин, взяв письмо императора, пошел будить Михаила Семеновича. Возвратившись, он сказал фельдъегерю, что граф не хочет принимать должность кавказского наместника, опасаясь, что возраст и плохое здоровье не позволят ему справиться с новыми обязанностями. Однако императору фельдъегерь повез иной ответ Воронцова: «Я стар и становлюсь дряхл, не много жизни во мне осталось; боюсь, что не в силах буду оправдать ожидания Царя; но русский Царь велит идти, и я, как Русский, осенив себя знамением креста Спасителя, повинуюсь и пойду»6.

Снова мчится фельдъегерь в Одессу с письмом Николая I. В новом послании говорилось: «Благородная недоверчивость к себе и опасения, которые изъявляете мне, равно как и верноподданные чувства, с которыми вы вверяете мне свою участь, убеждают меня еще более, что выбор мой пал на того, кто наиболее способен постигнуть и исполнить мои намерения». «Признавая отчасти те затруднения, которые вы исчисляете, — продолжает император, — не считаю однако их могущими идти в сравнение с тою несомненною пользою, которую принесут краю и делам ваша опытная прозорливость, знание дел, твердость и испытанное усердие к пользам службы». И добавляет: «По собственному вашему предложению желаю, чтобы вы прибыли сюда для личных с вами объяснений по вверенным вам делам и для сообщения всех тех сведений, которые здесь удобнее всего вам доставить, чем ранее, тем лучше»7.

Указом Николая I от 27 декабря 1844 года М. С. Воронцов был назначен командующим Отдельным Кавказским корпусом и наместником на Кавказе с самыми широкими полномочиями. За М. С. Воронцовым остались обязанности генерал-губернатора Новороссии и Бессарабии. Таким образом, власть Воронцова распространялась на весь европейский юг России и Закавказье. Ни до, ни после М. С. Воронцова никому из российских государственных и военных деятелей не давалось столько власти.

«Как бы я желал, чтобы это назначение, эта власть, мне предоставленные, все это было бы один сон, — напишет М. С. Воронцов позже. — Страшусь, чтоб непосильны мне были новые труды; страшусь общего разочарования на мой счет»8.

Михаил Семенович признался в письме к А. П. Ермолову, что не без страха принял он это назначение: ему уже 63-й год, а дел на Кавказе очень много и они ему неизвестны. «Не я себя выбрал, не я себя выставил; могу только отвечать за усердие и добрую волю; за прочее же отвечать не могу, ибо думаю и объявляю, что почитаю поручение это превышающим мои силы»9.