Рудольф Баландин - Маленков. Третий вождь Страны Советов

Продолжим рассказ А. Г. Маленкова о пребывании его отца в Казахстане:

«…B ненастную пору в свободные часы устраивались читки вслух. Отец выбирал те же вещи, которые в его исполнении мы помнили с детства — чаще всего Чехова, Лескова, пьесы Шекспира и А. К. Толстого. Читал, на мой взгляд, великолепно. Еще играли в шахматы. Отец любил разбирать шахматные композиции, этюды, задачи и, не зная детально теории дебютов, как правило, разворачивался в миттельшпиле и не раз обыгрывал перворазрядников…

Надо сказать, что местная ТЭЦ до приезда Маленкова находилась в самом плачевном состоянии. По проекту станция была рассчитана на угольное топливо, мазут предназначалось использовать только для «поджига». Однако технология сжигания угля не была освоена, и станция работала целиком на мазуте. Себестоимость «мазутного» киловатта была баснословной, а потому коллектив станции давно уже забыл о премиях. Царили пьянство, прогулы, разгильдяйство. Люди, утратив надежду на какие-либо перемены к лучшему, уходили.

Буквально за три месяца отцу удалось выправить положение. Помню, началось с долгих бесед отца с главным инженером ТЭЦ Веселовым, талантливым, но вконец растерянным человеком, топившим свое отчаяние в вине. Сначала вдвоем, а затем привлекая и других инженеров, Маленков и Веселов все же наладили угольную технологию, и постепенно в кабинет директора пошли люди со своими предложениями. Отец с юмором рассказывал мне: «Вместе с человеком посмотришь, подумаешь, а потом достаточно только сказать: «Здорово это вы придумали, идите и делайте…» Посмотрят этак недоверчиво, и что ты думаешь — ведь идут и делают».

Отец много сил отдавал станции, и за десять лет его директорства коллективу удалось преобразить и саму ТЭЦ, и жизнь людей. Технологические перемены вскоре начали давать ощутимую прибыль, что позволило впервые за все годы выдавать рабочим и служащим месячные и квартальные премии (получали их все, кроме отца, которому премиальные выдавать было запрещено «сверху»). На средства, заработанные от перевыполнения плана и строжайшего режима экономии, удалось провести капитальный ремонт, построить новый поселок для энергетиков, отстроить профилакторий с грязелечебницей. В рабочей столовой за счет общественных огородов и подсобного хозяйства были организованы хорошие и дешевые обеды. На станцию стали привозить деревья из-под Баян-Аула (в самом Экибастузе и его округе их почти не было), и территория ТЭЦ постепенно превратилась в зеленый оазис среди выжженной голой земли. В итоге Экибастузская ТЭЦ стала занимать первое-второе места в республике».

Такому знаменитому человеку, как Георгий Маленков, было конечно же проще руководить предприятием, чем заурядному директору. При всех происках против него Хрущева (реальных или мнимых) даже среди крупных государственных деятелей были такие, кто ему сочувствовал или разделял его убеждения.

«Вспоминаю один характерный эпизод, — пишет Андрей Георгиевич. — Нужно было срочно достать необходимые для капремонта механизмы, а станция — буквально на голодном пайке. И вот однажды заходит к отцу один из снабженцев и говорит: «Георгий Максимилианович, напишите мне, пожалуйста, собственноручно записку, что это вы лично послали меня за оборудованием для станции». — «И что же вы с этой моей запиской будете делать?» — «Да я с нею всю страну проеду, а добуду, что надо!..» И действительно: снабженец «выбил, что надо», в том числе и новый котел, сверхпланово изготовленный на новосибирском заводе под ту самую «записочку». Так что, по-моему, и в этом случае ясно прослеживается уважение к Маленкову со стороны многих людей, помнивших конечно же о его попытках преобразовать страну, — уважение к нему и едва скрываемое, с каждым годом нарастающее недовольство Хрущевым. Порой мне даже казалось, что, помогая в те годы Экибастузской ТЭЦ, некоторые хозяйственники делали это как бы в пику тогдашнему лидеру. И еще скажу: к враждебности со стороны властей предержащих отец относился как к должному, хотя и тягостному для него факту, но вряд ли он смог бы перенести все, что на него обрушилось в годы опалы, если бы среди сотен и тысяч людей, не связанных с партаппаратом и репрессивными органами, он встретил не моральную поддержку, а такую же враждебность…»

Надо отметить, что в те годы бурный и во многом бестолковый реформаторский зуд Хрущева стал сказываться на состоянии прежде всего наиболее слабой отрасли, в которой он считался специалистом, — на сельском хозяйстве. Вот уж когда действительно во всей неприглядности проявила себя так называемая административно-командная система. При Маленкове и Сталине таких перехлестов не бывало.

И. А. Бенедиктов, руководивший сельским хозяйством при трех вождях, свидетельствовал:

«Сталин, ставивший на первое место интересы дела, принимал решения, как правило, выслушав мнения наиболее авторитетных специалистов, включая противоречащие точке зрения, к которой склонялся он сам. Если «диссиденты» выступали аргументированно и убедительно, Сталин обычно либо изменял свою позицию, либо вносил в нее существенные коррективы, хотя, правда, были и случаи, когда с его стороны проявлялось неоправданное упрямство. Хрущев, действия которого со временем все больше определялись личными амбициями, относился к специалистам, особенно «инакомыслящим», иначе. В моду стали входить те, кто умел послушно поддакивать, вовремя предугадать и «научно обосновать» уже сложившееся мнение Первого, которое он не менял даже вопреки очевидным фактам. С легкой руки Никиты Сергеевича в сельском хозяйстве, да и других отраслях с невиданной быстротой стали размножаться руководящие и научные кадры типа «чего изволите», затирая тех, кто привык думать собственной головой и отстаивать свою точку зрения до конца».

Возможно, продолжая обличать Маленкова и дав указание соответствующим органам вести расследование его «антипартийной деятельности», Хрущев хотел укрепить свой авторитет и отвлечь внимание общественности от своих промахов. Не потому ли в октябре 1961 года на ХХII съезде партии в некоторых выступлениях прозвучали обвинения в адрес Маленкова? Хрущев даже «покаялся»: мол, выгораживал прежде Маленкова, сваливая вину за «ленинградское дело» на одного Берию, тогда как тот вершил преступления вместе с Маленковым.

Судя по всему, такой возврат к прошлому, чреватый очередными репрессиями, не понравился многим влиятельным членам партии. Нападки на Маленкова прекратились. А вскоре Хрущева отправили на пенсию.

Георгий Максимилианович, у которого в 1968 году скончалась мать, написал заявление об уходе с работы, приехал в Москву на похороны Анастасии Георгиевны и остался жить в столице как пенсионер, избегая новых знакомств. Он умер в январе 1988 года, прожив 86 лет. Похоронили его на Кунцевском кладбище.