Ромен Роллан - Татьяна Лазаревна Мотылева
В январе нового 1928 года Роллан написал Горькому, комментируя свое приветствие к 10-й годовщине Октября:
«Поскольку требования общественной жизни заставляют нас числиться в том или ином лагере, мы можем быть уверены, что окажемся с вами в одном и том же.
За последние месяцы меня посетило много людей, прибывших из России: Дюамель и его спутник Люк Дюртен, свободные американцы вроде Скотта Ниринга, итальянцу вроде бывшего депутата от аграриев Мильоли, который целый год изучал вашу страну и в результате опубликовал по-французски книгу «Советская деревня», самое серьезное и волнующее исследование, какое я знаю, о крупных успехах русского крестьянства за последние пять лет и о замечательной жизнеспособности вашего народа, благодаря которой у вас создается новый общественный и культурный строй*.
Под напором фактов Роллан мало-помалу освобождался от нелепых представлений о «культе машины» в СССР, о социалистическом государстве как «улье», «муравейнике», где человек якобы задавлен и обезличен. Ему становилось ясно, что советский строй создал предпосылки для духовного, культурного роста миллионов людей, которые жили при царизме в нищете и невежестве.
Гораздо более серьезными оппонентами, чем анархист Лазаревич, оказались для Роллана крупные русские писатели, находившиеся в эмиграции, — К. Бальмонт и И. Бунин. В январе 1928 года они напечатали в журнале «Авенир» открытые письма Роллану, где выражали недовольство тем, что он выступил в поддержку Советского Союза.
Роллан ответил им (в журнале «Эроп» в феврале 1928 года) аргументированно и убедительно.
«Во всяком случае, вы можете быть спокойны за мой счет, — писал он Горькому 5 апреля 1928 года. — Нет оснований опасаться, что Бунин, Бальмонт и т. п. вовлекут меня в атмосферу своей бессильной ненависти…» Не являясь и не считая себя большевиком, Роллан относился непримиримо к врагам большевизма. «И всякий раз, — писал он Горькому, — когда вопрос о Революционной России и коалиции реакционных сил встанет в плоскость реального действия, я приму сторону Революционной России. Тем не менее я остаюсь независимо мыслящим человеком, который никогда не присоединится ни к одной партии»*.
Приезд Горького весной 1928 года в Советский Союз имел громадное значение для развития взглядов Роллана. Горький стремился сблизить Роллана с советским обществом, сообщал о размахе культурного строительства, то есть о той стороне советской жизни, которая интересовала Роллана больше всего.
Выступления Ромена Роллана в защиту СССР то и дело навлекали на него атаки. Реакционная и белоэмигрантская печать травила его за «большевизм». Анархисты, троцкисты, ультралевые разных оттенков, отколовшиеся от коммунистического движения, требовали от Роллана протестов против репрессий, которым подвергались их единомышленники в СССР. Писатели либерально-пацифистского склада (частично и те, кто группировался вокруг журнала «Эроп») огорчались по поводу того, что былой апостол «независимости духа» втягивается в политическую жизнь.
Одному из этих писателей, Шарлю Вильдраку, Роллан писал 14 декабря 1928 года: «Я не вмешиваюсь в политику, — теперь еще менее, чем прежде. В моем возрасте люди не имеют права тратить время попусту. Но защита России — это не политика. Ее существование, ее дальнейшее развитие необходимы для прогресса всего человечества. Дать ей умереть — это было бы не только преступление, но и самоубийство»*.
Само собой разумеется, что, когда Ролдан писал о «защите России», он имел в виду Россию советскую, революционную. Существование и развитие СССР неразрывно связывалось в его сознании с движением всего человечества к более справедливому строю жизни. В свете опыта СССР Роллан постепенно вносил поправки и уточнения в ту систему взглядов на исторический прогресс, на революцию и революционное насилие, которую он отстаивал в период дискуссии в «Кларте».
В 1929 году Роллан по просьбе публициста Эугена Рельгиса написал^ предисловие к его книге «Пацифистский интернационал». В этом предисловии Роллан, обращаясь к автору книги, дружески полемизировал с ним и утверждал, в частности, следующее:
«Я не согласен с вами, когда вы пишете: «Мы осуждаем революцию, потому что мы против всякого насилия». Нет, я не осуждаю революцию. Я считаю, что революция, так же как и эволюция, является необходимой и неизбежной формой развития человечества: это «внезапный скачок», о котором говорит Де Фриз, — это закон, до конца еще не познанный, но высокий и властный. Революция не обязательно синоним неумолимой жестокости. Она может быть и взрывом энтузиазма и любви. Именно такой была вначале Революция 1789 года. Если она и выродилась в Террор, тут не было ничего рокового, — тут сказался недостаток политического и социального разума, преступные ошибки монархии, скатившейся к предательству, и главарей, выдвинувшихся вследствие незрелости народа и недостатка в подлинных руководителях. Но революция — это один из необходимых ритмов в Симфонии истории. И не следует отрицать ни ее величия, ни ее благотворности».
На рубеже двадцатых и тридцатых годов Роллан часто (Возвращался к мысли, что Советский Союз окружен врагами, что над ним нависла острая опасность нападения со стороны империалистических держав. В этих условиях Роллан считал своим долгом мобилизовать международное общественное мнение для защиты СССР. В этом Духе он старался влиять и на своих друзей, на всех тех западных мастеров культуры, которые прислушивались к его голосу и верили ему.
Характерно в этом смысле письмо Роллана Франсу Мазерелю от 27 сентября 1930 года. (Само собой разумеется, что, когда Роллан настойчиво советовал Мазерелю побывать в СССР, он заботился не только о том, чтобы талантливый художник получил новые яркие впечатления. Роллан исходил и из того, что приезд в СССР крупного западного деятеля культуры, который способен верно оценить то, что он увидит, и правдиво рассказать об этом, является для Советской страны моральной поддержкой в момент острой политической борьбы.)
«Вы очень не правы, когда откладываете поездку в Москву на более поздние времена. Не могу понять, как это вас туда не тянет. Если бы здоровье позволяло, я давно бы туда побежал. Там много такого, что должно вас захватить! Вся эта их гигантская реконструкция. (Знаете ли вы великолепный ежемесячный журнал, который
