Виктор Носатов - Фарьябский дневник

С момента взрыва не прошло и десяти минут, а колонна уже вытягивалась и, медленно набирая скорость, входила в «зеленку». Дорога, вынырнув из ущелья, вышла на простор зажатой с двух сторон хребтами равнины.

Справа и слева от шоссе, насколько хватало взгляда, раскинулись поля, на которых только-только начинала колоситься пшеница – главное богатство этого горного края. Далеко впереди, залезая уступами в горы, приютился кишлак. Наш путь проходил через селение по кривой и узкой улочке, зажатой высокими глинобитными стенками. Несмотря на то, что утреннее солнце уже поднялось из-за гор и залило долину теплым, золотистым светом, над кишлаком не было видно обычной в это время дымной синевы. Все там словно вымерло, только глухие стены дувалов, окружающие селение по периметру, смотрели на нас выжидающе и угрюмо.

– «Протоны», «Протоны»!.. – послышался в наушниках спокойный голос командира. – Как там обстановка в окрестностях кишлака?

Вертолеты, курсирующие над нами, внезапно изменили направление полета и начали кружить над подозрительно замершим кишлаком.

– «Чайка», я «Протон»! – послышался голос командира звена. – От перевала до перевала чисто.

– Понял вас, спасибо. – И в эфире снова воцарилась звенящая тишина.

Десант готовился к бою, кто его знает, что ждет каждого из нас в этом угрюмом чужом селении. Бойцы открыли боковые лючки и, выставив стволы автоматов наружу, закрепили оружие ремнями, чтобы не дергалось во время движения и особенно при стрельбе. Наводчик главного калибра впился глазами в окуляры прицела и, неторопливо вращая башню, осматривал окрестности.

Колонна двигалась с прежней скоростью, внешне там почти ничего не изменилось, только внутри каждой машины люди замерли в напряженном ожидании.

– «Чайка», я – «Тридцать восьмой», – послышался доклад командира разведвзвода старшего лейтенанта Александра Сапегина, возглавляющего передовое охранение. – Прошел мазар, до кишлака около километра, ничего подозрительного не заметил.

– Внимательней, Иваныч, не торопись!

– Вас понял, продолжаю движение.

Передняя машина сбавила ход. Солнце начало безжалостно припекать, и вскоре броня уже не холодила ладонь, как полчаса назад, а нестерпимо жгла. В машине становилось душно и, чтобы хоть ненадолго охладить тело, бойцы приоткрыли люк.

Высоко над нами кружили два вертолета – наши глаза и основное прикрытие. Признаться, их ровный гул почему-то всегда вселял в нас уверенность в бою и надежду на скорую помощь, что бы ни случилось.

– «Чайка»! Я – «Тридцать восьмой»! Подхожу к околице, – доложил офицер. – Дорога чистая.

– Организуй круговое наблюдение и вышли вперед саперов с собакой, – приказал майор.

Головная машина замерла на месте, остальные встали елочкой на обочине. На середину дороги выскочили несколько бойцов с миноискателями в руках, один из них держал на коротком поводке крупного пса, черного, с желтыми подпалинами по бокам. Звали его Аргус, на счету у него было больше десятка обнаруженных мин.

Собака ластилась к плотному, невысокого роста, крепышу с широким круглым лицом и добродушным взглядом.

Правда, сейчас лицо собаковода выражало нетерпение, желание скорее приступить к знакомому и опасному делу.

Получив задачу, саперы, внимательно осматривая дорогу, двинулись вперед. Бронетранспортер за ними. Дувалы высотой в два человеческих роста медленно сходились, делая путь все уже и уже. Вскоре передняя машина уже с трудом вписывалась в повороты, задевая за стены то носом, то кормой. Казалось, что это была самая настоящая ловушка, в которую «духи» заманили нас, чтобы полегче разделаться.

– «Чайка»! Я – «Тридцать восьмой»! Прошел середину кишлака, ничего подозрительного не заметил, – доложил Сапегин. – Дальше дорога расширяется.

– Удвой внимание. Если и ждет нас где-то «сюрприз», то именно на этом участке, – предупредил Калинин.

Прозвучала команда «Вперед», и колонна медленно потянулась в узкую горловину улочки, петляющей меж незатейливых глинобитных жилищ афганцев.

– «Чайка»! Я – «Тридцать восьмой»! – высоко и тревожно зазвучал голос командира разведвзвода. – Собака вышла из строя, воет и трясет головой. Явно «духи» что-то в пыль подсыпали.

– Я – «Чайка», бери саперов на борт, жди подкрепление.

Прошло несколько томительных минут.

– «Чайка»! Я – «Тридцать восьмой»! – снова прозвучал голос офицера. – Нахожусь на окраине, дорога свобо… – Внезапно доклад Сергея прервался на полуслове.

– «Тридцать восьмой»! «Тридцать восьмой»! Что там у вас, отвечайте?

Эфир напряженно молчал.

– Прибавить скорость, – приказал начальник ММГ. Но все уже без его приказа ускорили движение, насколько позволяла стиснутая глинобитной стеной дорога.

– «Чайка», «Чайка»! Я – «Сорок первый»! – раздался в наушниках голос командира машины, следовавшей за головной. – Вышел из-за поворота, вижу «Тридцать восьмой». Сапегин разговаривает с кем-то из афганцев.

Слава Богу, жив! – облегченно выдохнул Калинин.

– «Сорок первый», подойди ближе, узнай, в чем дело. Пусть Сапегин доложит сам.

– «Чайка»! Я – «Тридцать восьмой»! – тут же послышался голос Сапегина. – Чуть не «поймали» мину. Спасибо – женщина выскочила из калитки, вовремя остановила нас.

– Что за женщина, какие мины?

Не дожидаясь ответа, командир вышел из машины и вместе с переводчиком направился к голове колонны.

Машины замедлили движение, и он без труда их обгонял. Вскоре из-за поворота показался головной БТР.

Впереди, под прикрытием пулеметов, в поте лица трудились саперы. На обочине небольшой стопкой возвышались несколько круглых мин в пластмассовой ребристой упаковке. Старший лейтенант Сапегин, пытаясь объясниться с крестьянкой, размахивал руками, что-то изображал ими, но, видно, разговора так и не получилось. Женщину командир увидел, лишь подойдя вплотную к машине. Она выглядывала из перекошенной дверцы, которая закрывала небольшой проход в дувале. По всему было видно, что на дорогу выходить она не собирается…

– Товарищ майор, – увидев командира, торопливо, словно оправдываясь за задержку связи, начал Сапегин, – вот женщина, которая нас спасла.

Из-за дверного проема на них из-под мелкой волосяной сетки паранджи смотрели перепуганные и в то же время решительно блестевшие глаза. Командир с трудом уловил красивые округлые черты лица женщины, очерченные тонкой тканью. Постаревшими от тяжелой повседневной работы, испещренными морщинами руками она пыталась что-то объяснить недогадливым офицерам, повторяя одну и ту же фразу.

– Рафик Леша – ташакур. – После этого сложила руки лодочкой, раскачивая их из стороны в сторону, словно там был ребенок. Потом она крикнула о чем-то во двор, и к калитке опасливо подбежал почерневший на солнце малыш в обтрепанных шароварах и в резиновых потертых шлепанцах на босу ногу. Женщина гладила мальца по голове и о чем-то ласково щебетала.