Лия Лозинская - Фридрих Шиллер

«Орлеанская дева» — единственная из драм Шиллера, где присутствует элемент фантастики. Но в отличие от произведений реакционного немецкого романтизма с их болезненным мистицизмом, культом «непознаваемого», «сверхъестественного» фантастика в трагедии Шиллера — средство воссоздать духовную атмосферу средневековья, воскресить легенды, которыми окружило народное воображение образ Жанны д’Арк, и еще ярче оттенить на фоне мрачных суеверий светлый подвиг девушки-героини.

А вот и беда, которую пророчил Иоанне Черный рыцарь! Девушку встречает последний оставшийся в живых английский военачальник — юный Лионель. Он долго искал Орлеанскую деву, чтобы отомстить за кровь своих соотечественников. Начинается поединок. Иоанна вышибает из рук Лионеля меч, срывает с него шлем… Уже занесен меч над его головой, но рука воительницы бессильно опускается… Иоанна нарушила свой обет: она полюбила.

Наступает день, когда исполняется то, к чему стремилась Орлеанская дева: англичане отступили на север, Карл получает возможность короноваться в Реймсе. Но сама Иоанна чувствует себя теперь чужой среди праздничной толпы.

Лишь я одна, великого свершитель,Ему чужда бесчувственной душой,Их счастия, их славы хладный зритель,Я прочь от них лечу моей мечтойБританский стан — любви моей обитель,Ищу врагов желаньем и тоской;Таюсь друзей, бегу в уединеньеСокрыть души преступное волненье

Вдвойне греховным кажется девушке ее чувство к Лионелю: она полюбила, нарушив обет, к тому же полюбила врага своей страны.

Потому-то, когда из праздничной толпы неожиданно выходит отец Иоанны — Тибо д’Арк и, обвиняя дочь в колдовстве, требует, чтобы она опровергла обвинение, если чувствует себя невинной, — она молчит, несмотря на мольбы и заклинания друзей. Раздаются страшные удары грома. Народ, восприняв их как подтверждение виновности Иоанны, в ужасе разбегается. Приказом короля Орлеанскую деву изгоняют из Реймса…

Вместе с верным Раймондом скитается изгнанница по дикому Арденнскому лесу. Спасаясь от грозы, они заходят в хижину угольщика. Слышны выстрелы, близко враги: они снова осмелели «с тех пор, как дева стала в Реймсе ведьмой», — рассказывает жена угольщика.

Случайно в хижину заходит королева Изабелла с английскими воинами, и Иоанна попадает в плен…

Заключенная в одну из башен замка Лионеля, она снова встречается с тем, кого считает причиной всех своих несчастий. Английские воины требуют выдать им пленницу. Однако Лионель готов сразиться с целым светом: он полюбил девушку и уговаривает ее стать его женой и забыть неблагодарную родину. Но Иоанна теперь уже победила свое чувство к Лионелю: в душе ее нет иных помыслов, кроме преданности отчизне. Даже любовь Лионеля пытается она использовать на благо своей родины.

…Но если ты наклоненКо мне душой, то пусть во благо будетТвоя любовь для наших двух народов;Вели твоим полкам мою отчизнуНемедленно покинуть; возвратиМне все ключи французских городов.Похищенных войной; отдай всех пленныхБез выкупа; вознагради за все,Что здесь разорено, и дай залогиСвященной верности…

Тем временем приходит известие, что французы ринулись в бой. С ужасом слушает пленница рассказ английского солдата, наблюдающего за ходом сражения. Дюнуа ранен…. Король окружен англичанами. Но в минуту, когда ни у кого уже не остается сомнения в окончательном поражении французов, Иоанна вновь обретает свою чудесную силу: она разрывает тройные цепи, в которые ее заковали, выхватывает у английского солдата меч и, раньше чем ее тюремщики успевают опомниться, оказывается на поле боя.

Ударила в средину битвы;…ВдругИ там, и тут, и в тысяче местахЯвляется она — там раздвоитТолпу — там сломит строй — все перед нейБежит и падает — французы стали,Опять построились — о горе! нашиРассыпались — оружие бросают —Знамена пали…

Неожиданное появление Орлеанской девы меняет исход сражения: французские полки одерживают решительную победу. Но дорогой ценой далась эта победа: Иоанна смертельно ранена.

В последние минуты суждено девушке испытать высшее счастье всей своей жизни — почувствовать, что она снова вместе с народом, которому принесла свободу.

Итак, опять с народом я моим;И не отвержена, и не в презренье;И не клянут меня, и я любима…

Гибелью героини заканчивается романтическая трагедия Шиллера.

В деятельном, добром участии в жизни своего народа видит Шиллер высшее счастье человека. Ему, поэту-гуманисту, неприемлем индивидуализм реакционного романтизма — культ одиночества: «В уединенье лишь наслажденье». Ему отвратительна проповедь пассивного, растительного существования — «чистого произрастания», о котором мечтают герои модных в то время «романтических» романов.

Но высокий романтический герой Шиллера, подобный Иоанне, формировался в борьбе поэта не только с реакционными установками Иенской романтической школы. Он рождался и в полемике Шиллера с самим собой.

На смену одинокому бунтарю юношеских драм в творчестве поэта приходит герой, сила которого в кровной связи с народом.

Первым из подобных персонажей была Иоанна.

Критики нередко упрекали впоследствии поэта, что он осложнил реально-исторический конфликт — борьбу Жанны д’Арк с врагами ее родины — вымышленным им морально-психологическим конфликтом: столкновением в душе героини долга и чувства.

Но нераздельны были оба эти мотива драмы для самого поэта. Только такой и должна была она быть, с точки зрения Шиллера, легендарная французская патриотка, — одержимой мыслью о благе родины, готовой отречься во имя долга от всех радостей земли. В этом видел немецкий поэт мерило морального совершенства личности.

Шиллеровская героиня — исключительная, необыкновенная. Автор подчеркивает эту мысль, противопоставляя Иоанну и ничтожному, погрязшему в себялюбии двору и тем представителям крестьянства, которые, подобно Тибо д’Арку, глубоко равнодушны к судьбам своей страны.

Но при всей ее романтической исключительности не как прекрасный вымысел, оторванный от жизни, представлял себе Шиллер Иоанну. Он стремился воплотить в этом образе лучшие черты народа, выразить свою оптимистическую веру в нравственную красоту человека. Шиллер верил: в человечестве восторжествуют благородные, гуманные черты, умение преодолеть «эгоистическую преданность своему «я» во имя всеобщих законов разума».