Вальтер Запашный - Риск, борьба, любовь

— Хорошо, передай инспектору, пусть со звонками не торопится, — осевшим голосом сказал я, — и никого не пускай: я запрягаю.

— Сейчас.

— Давайте Цезаря!

— Пошел Цезарь, — ответил давно поджидавший сигнала Ионис и открыл клетку.

Цезарь выскочил и по привычке направился ко мне, но вдруг остановился и насторожился, словно видел меня впервые. Протягивая на палке кусок мяса, я позвал:

— Цезарь, Цезарь, встань!

Узнав мой голос, лев пошел вперед и встал передними лапами на кусок толстой доски. Мяса он не взял, а как-то нервно мотнул головой и ударил меня хвостом, когда я подошел к нему сбоку.

Держа палку наготове, я накинул сбрую льву на шею, застегнул гурту и подтянул за оглобли колесницу. Оставалось только пристегнуть ее карабинами. Но, как только я стал застегивать, лев вдруг попятился и лег. Я с трудом заставил его подняться, но, едва попытался подойти сбоку, он опять лег и пополз назад, норовя юркнуть в свою клетку.

Подошел инспектор манежа и, поправляя бантик на шее, спросил:

— Все уже сидят. Можно давать третий звонок?

— Вам скажут, — ответил Ионис. — Видите, лев артачится.

— Но ведь люди ждут! — произнес инспектор начальственным тоном.

— Уберите его, — продолжая возиться со львом, сквозь зубы процедил я.

Гасюнас подошел к инспектору:

— Вы слышали? Идите! Вам говорят: идите!

— Я, — взвился инспектор, — я вам что, пешка какая-нибудь здесь?!

Гасюнас молча взял его за пуговицу и, оторвав, протянул владельцу.

— Идите и пришейте, — бесстрастно сказал он, — еще успеете.

Наконец мне удалось запрячь льва. Я немного успокоился.

— Как у тебя, Ионис? Все готово?

Не получив ответа, я распорядился начинать.

— Как начинать?! — почти прокричал Ионис. — А тигров впрягать не собираешься? Они уже в сбруе. Ты что, совсем свихнулся на нервной почве?!

— Ах да, — опомнился я. — Выпускай тигров и беги на свое место, да проверь, работают ли шланги.

Опять появился инспектор манежа и, не зная, куда девать руки, робко спросил:

— Вальтер Михайлович, мы сегодня начнем?

— Начнем, начнем. Только вот тигров пристегну, и тогда давайте сигнал. Да проверьте, все ли службы заняли места.

— Все давно готовы, — ответил инспектор, никуда, однако, не двигаясь.

Но, увидев выходящего из клетки тигра, который явно нацелился схватить его, отскочил как ошпаренный.

— Гасюнас, — взорвался я, — я же просил не пускать никого из посторонних! Не ровен час…

Инспектор стоял бледный как полотно и что-то шептал. Я запряг тигров, сказал:

— Держись, судьба, дважды не умирать — поехали! — и сплюнул через левое плечо.

В зале погасили свет и направили прожектора на оркестр. Дирижер махнул палочкой, и музыканты заиграли увертюру. Лучи прожектора пробежали по манежу и сосредоточились на занавесе. Громоподобный рык льва, транслируемый через репродукторы, был подхвачен запряженным в колесницу Цезарем и заглушил оркестр. Публика вздрогнула. Эффект был достигнут. Испуганный львиным рыком униформист раньше времени дернул за веревки, и занавес открылся. Лучи прожекторов ударили в глаза хищникам, ослепив их. Воспользовавшись этим, я обежал животных и встал на колесницу. Прожектора продолжали лупить по глазам. Лев и тигры попятились. Я закричал:

— Алле, Парис! Вперед, Ампир! Цезарь, вперед!

Замахав рукой снизу вверх, я показал, чтобы лучи прожекторов подняли повыше, как это было согласовано на репетиции. Но осветитель не понял моих сигналов и продолжал слепить. Пятясь, хищники наткнулись на колесницу и сцепились.

Просунув длинный металлический прут между решетками вольера, Ионис подколол Ампира, тот укусил Цезаря. Колесница дернулась и ударилась о клетку. Я выхватил наган и выстрелил вверх. Напуганная тройка рванула вперед и буквально вылетела на манеж. Я чудом не выскочил из колесницы, но устоял и, высунув из-под плаща руку с наганом, приветствовал публику. Тройка лихо несла меня вперед. «И какой быстрый не любит русской езды», — сымпровизировал я, вихрем летя по манежу и счастливо улыбаясь. Это было эффектно.

Раздались громкие аплодисменты и возгласы: «Браво! Браво, Запашный!»

А осветители тем временем продолжали слепить льва и тигров, словно нарочно направляя лучи прямо им в глаза. Промчавшись два с половиной круга, тройка развернулась к форгангу — хищники рвались в спасительную темноту кулис. Я с остервенением дергал струбцину, привязанную к замкам сбруи для их экстренного открытия. Но где-то заело, и замки не срабатывали. Тройка тем временем донесла меня до занавеса, где лев и тигры устроили между собой жестокую драку. Колесница перевернулась. Распрячь животных мне мешали длиннющий плащ и вывернутая сбруя. И в эту минуту Гасюнас открыл туннель.

Восемь тигров, очумев от шума, производимого дракой, выскочили на манеж и вместо того, чтобы занять свои места, заметались и начали прыгать на решетку. Озлобленные недавним инцидентом лабухи нарочно форсировали звук, наблюдая, как животные в панике шарахаются из стороны в сторону. Тем временем дирижер, уткнувшись в партитуру, махал палочкой, пытаясь разобраться в только что присланных нотах. Против обыкновения он стоял спиной к манежу и не замечал происходящего.

Багира, решив воспользоваться хаосом, затаилась за тумбой. Манеж был погружен в темноту, если не считать проклятущих прожекторов, бестолково светивших на ошалелых животных. Под занавесом, где я возился, пытаясь расстегнуть ремни и карабины, не было видно буквально ничего.

— Дайте же полный свет! — вне себя от ярости заорал я, дернув струбцину так, что сбруя разорвалась.

— Свет, дайте свет! — пробасил испуганный инспектор манежа.

— Свет! — кричали Ионис с Гасюнасом.

Освободившись от ремней, Цезарь погнался за тиграми, а я кинулся на манеж наперерез ему. Лев злобно рычал и цеплял всех тигров, попадавшихся на пути. На ковре показались следы крови.

Наконец дали свет. Гасюнас, Рыжик и Афанасьев зажгли факелы и на длинных вилах протянули их между решетками. Стоявший на шланге дядя Володя Ринглер поливал дерущихся тигров из брандспойта. Спасаясь от струи и более крупных хищников, ягуар бросился на решетку, но сорвался и, словно сумасшедший, заметался у двери, в кровь оббивая себе морду о металлические прутья.

— Оркестр! — кричал я.

— Оркестр!! — орали рабочие.

— Оркестр! — голосили в проходах артисты.

Дирижер нас не слышал. Наконец Гасюнас метнул в оркестровку дюралюминиевую палку. По иронии судьбы, снаряд угодил прямо в саксофониста. Оркестр смолк.