Татьяна Алексеева-Бескина - Правда фронтового разведчика

Расширялся круг общения в науке. Для меня особенно интересны стали семинары в Институте социологии АН, где я не раз докладывала, находила понимание. Особенно много дала работа в совете президиума АН «История мировой культуры-». В работе семинара принимали участие акад. Раушенбах Б.В. — председатель совета, акад. Рыбаков В., На эти семинары иногда приходил и Игорь. Ему все было интересно, он имел свою позицию, выступал, если считал необходимым. Семинары делали нас обоих богаче, расширяли поле мысли. Мы оба свободно общались с людьми любого ранга, из любого направления науки. И это, наверно, потому, что мы оба вышли на уровень сферы философских обобщений, он — транспортных процессов, я — искусственной среды обитания человека.

Была особая сфера, в которой Игорь служил истово, от души и по полной! Это воинское, фронтовое братство и военно-патриотическая работа. Много лет возглавлял он объединенный Совет ветеранов 26-й дивизии и 312-го Новгородского полка. В техникуме, где много лет был штаб этого совета, ветераны не только собирались, вели занятия со студентами. Силами тех же студентов был создан музей — землянка со всеми военными раритетами, архивами ветеранов. Музей Победы на Поклонной горе долго выпрашивал себе этот музей в экспозицию. Кое-что на Поклонную гору передал из своих архивов и Игорь — фронтовые газеты, фото и т. п. Но кое-что хранится у меня дома, вроде сердечника подкалиберного снаряда, ложки, отлитой Игорем, железного креста, фронтовых газет, где рассказывается об Игоре, фронтовые его письма, сохраненные мамой, и т. п. А уж встречи со школьниками, да не в одной школе, ко Дню Победы — непременно. Живой, седой ветеран из исторического прошлого… Ветераны сами стали раритетами.

Война навсегда осталась в Игоре не только шрамами от ранений. И не только Старая Русса, Холм, но и Прибалтика. В Прибалтику удалось выбраться на машине. Через Резекне, Виляны — на Ригу, Салдус, Тукумс. Именно там для Игоря кончился фронт, где его тяжело ранило 18 марта 45-го и где чуть не закончилась его жизнь. В поездке по Прибалтике выручал немецкий язык Игоря. В одном разговоре было сказано: «Мы тут вас от немцев освобождали». Ответ был: «А зачем?» И тем не менее по Прибалтике поездили отменно. Наслаждались органами Таллина и Риги, бродили по средневековым улицам городков, по курортам. В войну все это смотрелось по-другому. А потом стало «заграницей», куда Игоря долго не выпускали.

Жажда перемещений, новых впечатлений Игоря не покидала никогда, а при нем всегда была и я. Если это дежурные санатории, то или Судак, или Феодосия, или Боржоми. Успели два раза побывать на Иссык-Куле с поразительными окрестностями, горными ущельями, с выездами далеко в горы, куда санаторские не рисковали. Оттуда, естественно, не как все, а в Пржевальск, древний Каракол. Затем маленьким самолетиком вдоль Иссык-Куля. Зрелище захватывающее, а там через хребет Ала-Тоо в Алма-Ату к коллеге по научным делам. Если ехали в Светлогорск, то попадали и на военные корабли в Балтийске. Интересного Игорь не пропускал.

Своим ходом, на машине проехались не раз по Прибалтике, по Крыму нетрадиционными дорогами. Особенно интересным был маршрут на Шлиссельбург, Старую Ладогу, Тихвин, Белое озеро, Кирилло-Белозерский монастырь, Вологду, Ярославль и часть Золотого кольца. Всегда с собой мешок лекарств. Я — наготове, но в пути Игорь по-прежнему здоров и бодр.

Когда-то давно, когда ему было чуть за сорок, врачи прогнозировали ему не более пяти лет жизни. И слава богу, отметили и 70 лет, и 80! Подвижная, живая натура, постоянно загруженная голова — «есть обо что почесать мозги», и то, что мы всегда рядышком, а может быть, что-то еще давало нам силы обоим. Зимой непременно лыжи — не спеша, по лыжне. Спорткомплекс «Динамо» рядом — грешно не пойти в ветеранскую группу шустреньких. И активным тестостероном он мог похвастаться до последних дней, до 80 лет, на зависть другим мужикам. Правда, Новая Земля пару раз пыталась догнать, но вовремя удаляли неприятные проявления на коже. Из-под опеки врачей уходить было нельзя. Однако, даже попадая в госпиталь по тем или иным обстоятельствам, вел себя неординарно. Требовал, чтобы ему говорили, что за препараты ему назначают. Однажды и вовсе потребовал сменить ему лечащего врача. Твердо зная истину, что больной должен о своих болезнях знать больше врача, и зная о своих болезнях весьма обстоятельно, заявил: «Этот врач не пользуется моим доверием». И оказался прав.

Возраст — это не число прожитых лет и не только то, чем они наполнены. Прибавь к своему возрасту возраст твоих родителей, если знаешь их историю, а может быть, и дедов.

Прибавь годы жизни твоих детей, а может быть, и внуков со всеми их переживаниями, ситуациями. Все это так или иначе вписывается в тканьтвоей жизни, наполняет ее. От прадедов до правнуков — это много больше ста лет. Неспроста говорится, что человек должен знать не меньше пяти своих колен. Возраст — это то, чем богат человек, а не прожитые годы, нужные разве что для статистики.

Особая грань жизни Игоря — школьные довоенные друзья, у которых выпускной бал был 22 июня 41 — го. Школа была необычная, арбатская, № 59 на Староконюшенном, бывшая до революции знаменитой гимназией. В ней не только преподавали старые кадры педагогов, но и учителя, имена которых в других школах долгие годы знали как авторов учебников — Сказкин, Перышкин и другие. Игорь учился с удовольствием, рассказывал о школе увлеченно. Только школа позволила ему сразу после фронта сдать на пятерки 14 вступительных экзаменов при конкурсе 18 человек на место в Бронетанковую академию. Причем он лихо сдал не только школьные, но и военные дисциплины. Поразительно, именно из этой школы вышло много неординарных и даже знаменитых людей — ученых, дипломатов, людей искусства. Только класс Игоря — два академика, несколько кандидатов наук, журналисты, поэт, участвовавший в написании гимна страны, художник. И большинство из них — воевали. В войну переписывались, не теряли друг друга из вида. Уцелевшие после войны были неразлучны — дни рождений, памятные посиделки, взаимопомощь и поддержка. Конечно, это школьное братство с годами сужалось, друзья уходили. Мне посчастливилось не просто сблизиться со школьными друзьями Игоря, я как бы была принята в их братство. Это были люди с особыми понятиями о чести, люди высокой дружбы, преданности долгу и друзьям. У некоторых из них родные попали под колесо 37-го года. Достаточно вспомнить любимую фотографию Игоря — Наташа Пешкова, фронтовичка. Сегодня жива только Сонечка Раевская, из той самой, знаменитой семьи XIX века. Это она и ее родные помогали и поддерживали Наташу, когда 37-й год смел всю ее родню. Игорю везло с друзьями. И, хотя десятый класс он кончал в Ховрине, куда семью до войны выселили с Арбата, расчищая правительственную трассу, связь со школой, одноклассниками была неразрывна всю жизнь.