Татьяна Алексеева-Бескина - Правда фронтового разведчика

Так в начале 80-х изводили неугодных людей — методично, «без пыли». Спроси таких деятелей, чем не пришлись им люди деятельные, неглупые, независимые, затруднятся ответить — начальству виднее, тебе же дороже встанет интересоваться всем этим. Да, в Сибири тех лет нужно было иметь стальные нервы и железную выдержку. Или вести не жизнь, а существование. Приехала я в Братск с отличной рыжей шевелюрой, уезжала с обширной сединой и гипертонией.

Документы инвалида войны аккуратно переслали. Это было накануне нашего окончательного отъезда из Братска, когда уже было оформлено увольнение. Мы полагали ехать в Москву машиной, отогнать ее, чтобы затем вернуться за вещами, отправить их контейнером и уже окончательно покинуть Братск самолетом. За сутки до нашего отъезда на машине раздается телефонный звонок — из Иркутска специально прилетает психиатр обследовать состояние здоровья Игоря. Трогательно, но небезопасно. Рано утром спешно погрузились в заранее подготовленную к дальней дороге машину. С нами вместе ехал наш выпускник, мой дипломник венгр Лайош Херенди из интернационального отряда стройки Усть-Илимска. Он уговорил нас взять его с собой, решили: молодой парень в дороге — помощник, тем более он оказался отличным водителем, а для Лайоша — уникальная возможность посмотреть страну, но о нем — ниже. А сейчас он недоумевал, что за спешка и таинственность. Выскочив из Братска на трассу, мы гнали к Тайшету, Бирюсинску, в Юрты, где кончалась Иркутская область и где нас еще могли остановить. Зачем? А зачем нужна была вся эта комедия с психушкой?

Через месяц мы спокойно прилетели в Братск, отправили домашние вещи, львиную долю которых составляли книги, в Москву по железной дороге. Передали все дела, материалы наследникам по кафедрам. Распростились с друзьями, товарищами, широкий круг которых был опечален нашим отъездом. Попрощались с Ангарой, тайгой, по которым тоскую по сей день. Начинался новый этап жизни.

И, несмотря ни на что, мы прожили, может быть, самые насыщенные и счастливые 15 лет именно в Сибири. Там осталась часть нашего сердца. Мы вобрали в себя так много нового, свежего, сочного, даже возвышенного. Сибирь — это в душе навсегда… Игорю она подарила, несмотря на все нервотрепки, мощный заряд сибирского здоровья на много лет вперед. Одарила нас друзьями. И, может быть, особым взглядом на жизнь, на людей, да и на самих себя. Жизнь была бы много беднее, не будь этих лет в Братске рядом с тайгой, Ангарой, Байкалом, Леной.

Дети

И немного о завершающем автопробеге по Сибири в Москву. Лайош уговорил, упросил нас взять его с собой. Он настолько поднаторел на стройке в русском языке (хотя начинал изучать, по его словам, с мата), что поступил на заочное отделение Иркутского института и завершал диплом уже у нас. Я принимала у него экзамены по специальности, а потом руководила дипломным проектом. Ко мне, к Игорю он проникся особым интересом и пиететом. Согласились взять его с собой, но только попросили «проконсультироваться» у «божьих людей», которые из спецорганов. Те махнули рукой, поезжайте, мы — знать не знаем, но посоветовали в большие города не заезжать и на постах ГАИ не нарываться на проверку документов.

Как оказалось, Лайош знал машину безукоризненно, наравне с Игорем, имел международные права, вел машину мастерски по самым непролазным местам. Мне была оставлена роль штурмана. Ехали весело. Освоение русского языка шло форсированно. Маршрут проложили так, чтобы показать Лайошу самое интересное — и уральские заповедники, и волжские красоты, и Владимир с Суздалем и т. д. и т. п. Лайошу, наездившему тысячи километров по Европе, это путешествие было во многом психологически определяющим его будущее. Ехали — не спешили, Игорю пришлось бы без Лайоша трудновато, все-таки счет шел на седьмой десяток с его-то здоровьем.

Лайош с тех пор называет нас своими родителями, и многие годы для него мы родные. И на долгие годы у нас появился названый сын, что было бальзамом для души Игоря. Сейчас у Лайоша архитектурно-строительная фирма в Балатонфереде, семья, дом, дети. А уж как он нас встречал, когда наконец дождался нашего приезда в гости! Прикипел, что называется, душой, часто навещал в Москве, а уж телефонные звонки из Венгрии непременны по сей день.

И только через много лет, вспоминая тот вояж, Лайош спросил, почему мы так гнали машину в начале пути. Объяснили ему и про психиатров, и про возможную погоню, точнее, посты милиции и прочее. Он-то кое-что понимал в той обстановке, был вожаком венгерского отряда. И только ахнул, когда «усек» тот детектив.

И еще — немного о детях. В судьбе Игоря — это особая глава. Первый брак не одарил его ребенком. Чувство вины, возложенное на него, тяготило многие годы. Наш с ним первенец, такой симпатичный малыш, как стало теперь понятно, нес в себе отголоски Новой Земли. И как ни тяжела была его потеря, больше рисковать не решились.

При выборе спутника жизни для меня едва ли не решающим было отношение к дочке. Игорь решил эту проблему четко и без раздумий. В Братск мы уезжали уже семьей. Дочке потребовалось очень немного времени, чтобы от «А кто он такой, чтобы мной командовать?» перейти к уважительному подчинению, к глубокому пиетету, к гордости за такого папу, к большой на все годы душевной близости, любви. Он стал для нее папой в самом высоком наполнении понятия. Не подчинение воле, а доверие большому, надежному другу. Наши совместные путешествия закрепляли эти отношения навсегда. Не последнюю роль в привязанности дочки к папе играли и наши отношения с Игорем, которые дочка наблюдала ежедневно. Нежность, ласка, обычные семейные ритуалы: уходишь — проводы до дверей, поцелуй, приходишь — то же самое. Хотя бы раз в день все вместе за столом, Игорь не начинает трапезу, пока не села хозяйка. В тайгу, на лыжах — вместе. Цветы — для мамы и т. д.

Случилось так, что, уехав после школы в Ленинград поступать в институт, дочка недобрала баллов на вступительных в архитектурный. Игорь немедленно вылетел в Ленинград. Решение папы, принятое совместно с дочкой и повергшее в ужас бабушку, было оптимальным. Минуя все традиционные способы пережидания года до следующих вступительных экзаменов, Игорь определил дочку в ПТУ, выпускающее плиточников-мозаичников, штукатуров, каменщиков. Стройплощадки, их аврал, напряженный ритм, вопли мастера: «У меня на вас уже мату не хватает» — и прочее дали приличную закалку зеленой девчонке. Получив «красный диплом» ПТУ, позволявший держать экзамены в техникум или вуз на дневное отделение, поступила, и именно туда, куда недотянула год назад.