Джон Карр - Артур Конан Дойл

Конан Дойл как никогда увлекся криминалистикой. В октябре 1910 года он поехал в Лондон на суд над доктором Криппеном. В начале того же года в серии «Достопримечательные шотландские судебные разбирательства» была опубликована книга, посвященная загадочному делу, в которое ему теперь предстояло углубиться. Книга была замечательно издана Уильямом Рафхедом, одним из лучших писателей по криминологии. Она называлась «Суд над Оскаром Слейтером».

Пока же он сидел в Уиндлшеме в кабинете с красными шторами и писал свои римские рассказы и делал заметки в новой тетради. Среди этих заметок были и некоторые высказывания Теодора Рузвельта.

Во время похорон короля Эдуарда германский император, — фыркнул Рузвельт, — ревновал к маленькой белой собачке покойного короля, потому что она «завладела всеобщим вниманием». Конан Дойл же, всегда живо откликавшийся на проявления благородства, был тронут присутствием кайзера, несмотря на трения между Британией и Германией.

Он еще не чувствовал реальности германской угрозы. Общеизвестно, что на германских офицерских собраниях поднимался тост за «Der Tag»[31]. Но, имея врага в лице Франции у своих западных границ, Россию — с востока, решится ли Германия ввязаться в войну с Британской империей? На что она может надеяться? Куда девался немецкий практический ум?

Семь месяцев спустя, совсем при иных обстоятельствах, ему пришлось переменить свои взгляды.

ГЛАВА XVII

ФАНТАЗИЯ:

СПОРТ, БОРОДЫ И УБИЙСТВО

Все участники — то есть 50 англичан против 50 немцев — выстроили свои автомобили в одну шеренгу на гранд-параде в городе Гомбурге в Гессе-Нассау перед стартом так называемого пробега принца Генриха. Это была первая неделя июля 1911 года. Среди автомобилей можно было увидеть машину сэра Артура Конан Дойла «Лорейн-Дитрих» (двадцать лошадиных сил) с прикрепленной спереди подковой на счастье.

Принц Прусский Генрих, обходительный и бородатый, заявил, что затеял этот пробег как спортивный жест доброй воли в честь коронации Георга V. Каждый участник должен был управлять своей машиной. В каждой машине должен был быть в качестве наблюдателя армейский или морской офицер со стороны соперника. Стартовав в Гомбурге, они должны были пройти через Кельн и Мюнстер в Бремерхафен; затем снова стартовать в Саутгемптоне и, описав круг по Англии и Шотландии, финишировать в Лондоне.

«Не скорость важна, — писал Конан Дойл 5 мая, сообщая матушке, что собирается принять участие в пробеге, — а надежность машины и человека… Победительницей будет команда, которая идет лучше и теряет меньше штрафных очков. Я беру пассажиркой Джин. Это будет славная гонка».

«Призом, — передавали слова принца Генриха, — будет статуэтка юной девы из слоновой кости, на постаменте которой выгравировано: „МИР“. И кто бы ни победил: Кайзеровский ли автомобильный клуб или Королевский — приз, вне всякого сомнения, все равно останется символом дружбы и миролюбия».

Вне всякого сомнения — это было далеко не так, хотя и английская пресса, по соображениям дипломатическим, выражалась не менее лицемерно, чем принц Генрих. Сигнал к старту был дан 5 июля. В густых клубах пыли длинная процессия автомобилей выкатилась из Гомбурга — под номером 1 белый «Бенц» принца Генриха.

Четырьмя днями ранее германское правительство совершило весьма характерный шаг. Французы были в Марокко, но и у немцев были свои виды на эту страну. Германские торговые фирмы проявляли большой интерес к гавани Агадир на Атлантическом побережье Марокко. До июля Вильгельмштрассе вела игру вполне деликатно. Как вдруг к Агадиру были посланы канонерка «Пантера» и крейсер «Берлин» «отстоять и защитить германские интересы». И «все колокола Европы разом забили набат», как писал впоследствии м-р Черчилль.

До наших автомобилистов эти известия дошли, когда они уже гнались, пробиваясь сквозь облако пыли, за девой из слоновой кости по имени МИР. Страсти и без того уже накалились. Из уважения к принцу Генриху англичане в качестве наблюдателей выставили офицеров высшего чина, и им пришлось молчаливо смириться с тем, что их компаньонами с германской стороны были капитаны или лейтенанты. Можно представить себе чувства британского генерала, сосуществующего на равных с инодержавным младшим офицером. Но было и кое-что еще.

Конан Дойл за рулем своего ландолета, в открытом салоне которого сидела Джин, а рядом с ним кавалерийский офицер, испытывал какое-то тревожное беспокойство. Он говорил по-немецки, но все его попытки проявлять благодушие ни к чему не приводили. Эти юнцы, прусские вояки, предвкушали скорую войну, словно это дело решенное. И ко всему еще тяжеловесный немецкий юмор — смесь лукавства и наглости, — действовавший на англичан, как чесотка, — такова была атмосфера, сгустившаяся до осязаемости.

«Подойдет тебе один из этих островков?» — спросил немецкий флотский офицер, когда пароход «Великий Курфюрст», с машинами и их экипажами на борту, выходил в Северное море мимо Фризских островов. Вот образчик их веселой шутки.

Разница темпераментов, обостренная жарой и дорожными тяготами, проявилась после второго старта в Саутгемптоне. Лимингтон, Харрогит, Ньюкасл, Эдинбург — гости немало повидали в стране и повсюду не расставались со своими фотоаппаратами.

«Вообще, — упорствовал Конан Дойл, — эти немцы — хорошие парни». Он готов был простить многое человеку, который каждое утро оставлял букет цветов на месте, где сидела Джин. «Но…» Он не мог не добавить этого «но». Они были ему не по душе.

В конце июля в Лондоне в Королевском автомобильном обществе все участники пили за здоровье кайзера. Британская команда одержала победу, и принц Генрих вручил им деву из слоновой кости.

Тем временем по всей Европе нарастало напряжение, особенно остро в Англии и Франции. Германия отказывалась дать объяснение, что означает присутствие военных кораблей у Марокканского побережья. Британская администрация (либерал-империалисты и радикалы), казалось, раскололась необратимо. Но Дэвид Ллойд Джордж, канцлер казначейства, неожиданно объединил два крыла: выступая в Гилдхолле, он сообщил, что, если Германия развернет войну с Францией, ей придется воевать и с Англией.

Внешне же последняя встреча участников пробега в Брукленде протекала безоблачно и очень красочно. Автомобили с высокими панелями ветровых стекол отливали всеми цветами радуги, от зеленого до малинового. Принц Генрих, главнокомандующий германским флотом, корабли которого стояли в гавани Агадир, сказался непосвященным в международные дела. Немецкие офицеры приехали сюда, конечно же, исключительно из спортивного интереса. В «Автомобиле» за 26 июля появилась крупная фотография (опять же — «чистый спорт») с подписью: «Лейтенант Бир на своем моноплане Этриха пролетает над шеренгой автомобилей в Брукленде».