Полина Богданова - Режиссеры-семидесятники. Культура и судьбы

Но новый театр в те годы, а это было начало 70-х, создать было невозможно. Все новое, талантливое, отличное от усредненного, поддерживаемого официозом советского стиля, царящего в большинстве театров, не могло пробить себе дорогу. Новое и талантливое даже вызывало подозрение и, уж конечно, неуважение со стороны тех чиновников от культуры, которые пристально следили за тем, чтобы в театральную жизнь не проникали никакие чуждые веяния. Чиновники охраняли застой.

А Гинкас и Яновская должны были отступить, оставить свои надежды и обречь себя на долгие годы безработицы. Нет, конечно, они время от времени ставили спектакли. Но не в крупных театрах, а в маленьких, областного подчинения, каким был театр на ул. Рубинштейна. Здесь Гета и поставила свой первый после гастролей ленинградский спектакль «Вкус меда» Ш. Дилани. До этого, еще до Красноярска, у нее были выпущены две заметные постановки в том же маленьком областном театре – «Варшавская мелодия» Л. Зорина и «Бал воров» Ж. Ануйя. Но я, к сожалению, их не видела.

Мое знакомство с режиссурой Яновской началось со спектаклей «Сотворившая чудо» и «Плутни Скапена» Ж.Б. Мольера, показанных на гастролях Красноярского ТЮЗа. Прекрасных спектаклей с великолепными актерскими работами. «Сотворившая чудо» – спектакль о слепоглухонемой девочке и ее мужественной преданной воспитательнице, полный неподдельных человеческих эмоций, переживаний и трагизма. А «Плутни Скапена» – спектакль-игра, но игра со смыслом, вводящая зрителей в атмосферу чисто театрального озорства и шуток.

Затем, уже в ленинградском театре, Яновская поставила «Вкус меда». Эта работа, очень характерная для времени и для ментальности тогдашнего молодого режиссера, стоит того, чтобы о ней сказать подробнее.

Спектакль очень точно и тонко передавал атмосферу мрачного десятилетия, человеческой неприкаянности, потерянности и одиночества. Английская пьеса, написанная автором из поколения «рассерженных молодых людей», у себя на родине была вызовом сытому и самодостаточному буржуазному обществу, которое ничего не хотело знать о том, что на его задворках обитают странные молодые люди, изгои и маргиналы, нуждающиеся в человеческом участии, заботе и любви. У нас эта пьеса в официальном смысле могла пройти под эгидой критики их нравов. Но по факту она была поставлена о нас. Только это не был вызов советскому истеблишменту. Такой дерзости наше молодое искусство тогда себе не позволяло. Спектакль Яновской был не вызовом, а скорее скрытым выражением боли, приглушенным стоном отчаяния, в его героях была очень ощутимая потребность в обретении любви, ответного чувства, в преодолении одиночества.

Поиск любви в условиях неласковой, равнодушной, а то и угрожающей советской реальности, по-моему, было главной темой Генриетты Яновской. Об уходе в любовь от грубой действительности она вслед за «Вкусом меда» поставит «Женитьбу Фигаро». Вообще, мотивы любви и одиночества будут и в более поздних спектаклях Яновской, вплоть до последних.

Здесь, во «Вкусе меда», играли актеры из Красноярского ТЮЗа, оставшиеся в Ленинграде в надежде обрести свой театр. Эля Осипова играла Джо, Владимир Рожин играл Джефри. В пространстве чердака (художник Э. Кочергин), темном и гулком, поселились двое странных молодых людей. Она, брошенная матерью, ожидающая ребенка от чернокожего, к которому она испытала то сильное и настоящее чувство любви, в коем так нуждалась. И он, нежный, женственный молодой человек, гей и отщепенец, старательно и неутомимо крутивший ручку швейной машинки, готовя распашонки для ребенка, появления которого на свет он очень ждал. И эта атмосфера покинутости молодых людей, неприкаянности и затерянности в большом мире наполняла спектакль печалью и болью.

Это был очень ленинградский спектакль. Потому что в Ленинграде существовал андеграунд, гораздо более представительный, чем в Москве. В центральных кафе города, знаменитых «Сайгоне» и «Ханое», в любое время дня и вечера можно было встретить бедно, но причудливо и даже вызывающе экстравагантно одетых молодых людей, очень похожих на персонажей «Вкуса меда». Поэтому этот спектакль вписывался в городской пейзаж очень органично.

Яновская не принадлежала к маргинальной среде андеграунда. Она стремилась попасть в сферу официального театра. Но это не значило, что среда андеграунда ей была чужда или неизвестна. Настроения у молодых режиссеров, чувствующих себя на обочине официальной жизни, с андеграундом были схожи.

Итак, во «Вкусе меда» прозвучала тема преодоления одиночества и поиска любви, человеческой близости при общей неустроенности жизни, отсутствии твердой почвы под ногами. Надо еще добавить, что пьеса эта для советского театра была вовсе не простым орешком. Это не Розов и даже не Володин, которого впоследствии Яновская так любила ставить. Тут не было демонстрации ранней гражданской и человеческой зрелости розовских мальчиков, пусть даже переведенных в регистр увлечения поэзией и презрения к прозе жизни, как в спектаклях молодого Анатолия Эфроса. Тут все было без советского оптимизма. Тут мать бросала дочь и уходила к своему любовнику. Тут появлялся первый на советской сцене «голубой». Тут были странные неблагополучные люди. С точки зрения привычной советской конъюнктуры все это казалось недопустимым. Но с точки зрения той реальности, которая не попадала на страницы официальных газет, все это было правдой. Правдивость и честность в изображении жизни и людей Яновская сохранит на все последующие годы своей профессиональной жизни.

В спектакле впервые в Советском Союзе публично прозвучала музыка «Битлз» и «Deep purple». Это было громкое событие, которое, правда, не отмечала официальная пресса. Но на самом деле это было огромным завоеванием нашей сцены.

Яновская очень интересно рассказывала, как она достала эту музыку, как сидела в уголочке одной из странных ленинградских квартир, в которых обитали рокеры, имевшие большую коллекцию современной западной музыки. Она сидела, стараясь не привлекать к себе внимания, и слушала эту музыку, пытаясь войти в незнакомое для себя пространство, ощутить его вкус и ритмы. Здесь она и нашла записи «Deep purple», которые зазвучали в финале ее спектакля.

А некто Коля Васин, тоже фанат западной музыки, дал ей бесценные по тем временам пластинки «Битлз», которые она бережно, опасаясь потерять или испортить понесла в БДТ, чтобы сделать профессиональную запись для сцены.

У поколения Генриетты Яновской были свои идеалы, несмотря на то что действительность, в которой жило это поколение, казалось, не способствовала вере во что-то хорошее. И все-таки именно общая неустроенность и изгойство содействовали тому, что люди искали близости и старались обрести ее. Семидесятники тоже, как и их старшие товарищи, учителя и наставники, стремились к компанейскому существованию. Но они уже не считали, что их компания – это все общество, как считали шестидесятники. Компании семидесятников были более замкнутые, гораздо менее представительные, но тоже обладающие чувством общности и поиска единомышленников. По существу, это были компании одиноких людей, о которых потом, уже в 80-х, расскажет Анатолий Васильев в спектакле «Серсо». Компанией одиноких людей можно было назвать и маленькую компанию персонажей из «Вкуса меда».