Николай Непомнящий - СССР. Зловещие тайны великой эпохи

Итак, подведем итоги нашего расследования по этому пункту.

В ночь, после которой вождя хватил удар, он был оставлен без прислуги и охраны. После этого он был на сутки лишен медицинской помощи, даже не был переодет. Последними из руководства страны, с кем Сталин общался до удара, были Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. Первыми, кто появился после удара, были тоже они. Я думаю, только этих фактов вполне достаточно для вынесения им обвинительного вердикта. А с учетом ранее рассмотренных косвенных доказательств — тем более. Ведь далеко не каждое убийство совершается прилюдно. Вовсе не по всем делам об убийстве имеются свидетели-очевидцы. И тем не менее многие из них успешно раскрываются. Нередко истину удается установить лишь на основании косвенных доказательств, улик, если будет собрана достаточная их совокупность, восстановить картину происшедшего по крохам. В нашем случае, я думаю, налицо именно такая ситуация.

Но у следствия в запасе есть еще аргументы. Они касаются нашего последнего пункта расследования — посткриминального поведения подозреваемых.

Начнем с проговоров. Здесь наиболее благодатным объектом является Хрущев. И потому, что он пожил подольше некоторых своих подельников, и потому, что возможностей для публичных выступлений у него было побольше, а главное — по характеру был он человеком весьма словоохотливым (чтобы не сказать больше — болтливым). Люди старшего поколения помнят, как его «заносило», когда во время публичных выступлений он отклонялся от заранее написанного текста. Тогда он мог нагородить бог знает чего. Назавтра в газетах печатался, разумеется, лишь официальный текст (иногда и отступления от него, но в очень приглаженном виде). Но люди все слышали. Некоторые хрущевские «экспромты» получали международный резонанс, и тогда ему приходилось долго «отмываться» (так было, например, когда он брякнул, что мы «похороним». Америку). Поэтому Хрущев просто не мог где-нибудь не проболтаться. И он проболтался.

В докладе на закрытом заседании XX съезда КПСС Хрущев прямо заявил, что Сталин намеревался ликвидировать старых членов Политбюро. То есть проговорился, что они действительно знали о нависшей над ними смертельной угрозе. Конечно, это высказывание можно расценить и как политический ход, желание максимально сгустить краски, вызвать антисталинские настроения. Но тогда все же лучше бы было говорить об угрозе для всего ЦК, а не только Политбюро (причем даже не всего его, только «старых членов»). Это имело бы гораздо больший эффект. Поэтому, скорее всего, здесь именно проговор.

Интересную трактовку этому высказыванию Хрущева дает А. Авторханов. Он связывает его с «делом врачей» (опять это загадочное дело!). В этом же докладе до приведенного высказывания Хрущев много внимания уделяет этому делу, гневно возмущаясь его фальсификацией и допущенным беззаконием (можно подумать, что это единственное сталинское беззакони-е!). И затем заявляет: «Это позорное дело было создано Сталиным. У него не хватило времени, однако, довести его до конца (так, как он представлял себе этот конец)». Как же он себе его представлял? Так вот, Авторханов считает, что следующее затем заявление Хрущева о намерении Сталина уничтожить старых членов Политбюро и есть ответ на вопрос, каким представлял себе этот конец Сталин. Ну что ж, очень логично. И вполне согласуется с другими нашими уликами.

Характерное признание содержится в постановлении ЦК КПСС от 30 июня 1956 года «О преодолении культа личности и его последствий». В нем говорится, что еще при Сталине «внутри ЦК имелось сложившееся ленинское ядро руководителей». В переводе на нормальный язык это означает сложившийся антисталинский заговор.

Но самый интересный проговор Хрущева содержится в одной из его речей — на митинге в честь венгерской партийно-правительственной делегации во главе с Яношем Кадаром в 1964 году. Там, опять же гневно осуждая Сталина за допущенные беззакония и произвол, Хрущев заявил буквально следующее: «В истории человечества было немало тиранов жестоких, но все они погибли так же от топора, как сами свою власть поддерживали топором». Мог ли Хрущев заявить такое, если бы Сталин умер естественной смертью? Конечно нет. С какой стати тогда появился бы топор, от которого будто бы погиб Сталин? Хрущев (да и любой другой на его месте) говорил бы тогда о суде истории, что она воздаст свое каждому тирану, и так далее, в таком же примерно духе, но никак не о топоре. (Кстати, интересная деталь. На следующий день в прессе, где печаталась эта речь, приведенные слова были изъяты. Надо думать, неспроста. Но поскольку речь широко транслировалась, в том числе и на Европу, то для истории они не пропали и многократно цитировались в различных источниках.)

Таким образом, Хрущев, как и следовало ожидать, допускал проговоры неоднократно.

Теперь о мерах по сокрытию преступления.

Здесь для нас представляет интерес одно обстоятельство, которое почему-то прошло мимо внимания исследователей (кроме Авторханова) или, во всяком случае, с причинами смерти Сталина не связывалось. Это — злосчастная судьба сына вождя — Василия Сталина.

Василий был младшим ребенком в семье Сталина. Родился в 1921 году. С детства был неуправляемым, своенравным, капризным, психически неуравновешенным, со слабым здоровьем. Видимо, в значительной мере это объясняется семейными обстоятельствами — в детстве он пережил самоубийство матери, был лишен материнской ласки.

Рос он как и положено наследному принцу. Хотя отец и старался не создавать для него исключительных условий, повседневного контроля он, естественно, осуществлять не мог. Педагоги, понятно, не хотели иметь неприятностей, и практически с него никакого спроса не было. Сам Василий, кстати, и тогда, и после умело пользовался своим положением сына вождя.

После окончания средней школы Василий избрал стезю военного летчика — самую престижную в то время мужскую профессию, окруженную ореолом романтики и героизма. В Великой Отечественной войне принял активное участие, проявил немалое личное мужество, совершил несколько десятков боевых вылетов, сбил один вражеский самолет. Однако потом отец запретил ему боевые вылеты, видимо опасаясь повторения судьбы своего старшего сына Якова, попавшего в плен и погибшего там при невыясненных обстоятельствах (были данные, что немцы начали охоту на Василия).

Военная карьера Василия была стремительной. Уже через два года после начала службы Василий — полковник, в двадцать четыре года — генерал (прямо второй Бонапарт!). Заканчивает войну командиром дивизии. С 1947 года — помощник командующего, а с 1948 года — командующий ВВС Московского военного округа.