Елена Прокофьева - Лучшие истории любви XX века

Михаил Чехов. 1928 год

Многие осуждали Ольгу Леонардовну за то, что она – в Москве, играет в театре и отдает всю себя сцене, вместо того чтобы посвятить мужу: талантливому, безнадежно больному, терпеливо ждущему ее в Ялте. Однако Антон Павлович жену прекрасно понимал и писал ей: «Если мы теперь не вместе, то виноваты в этом не я и не ты, а бес, вложивший в меня бацилл, а в тебя любовь к искусству». Антон Павлович Чехов умер от чахотки совсем молодым, сорокатрехлетним, 2 июля 1904 года, на курорте в Германии, куда они с Ольгой Леонардовной поехали в надежде на излечение. Лика Мизинова-Стахова пережила его на 33 года. Ольга Леонардовна Книппер-Чехова – на 55 лет.

Константин Леонардович женился на очень скромной, тихой и чистой девушке из почтеннейшего немецкого семейства. Луиза Юльевна Рид была воспитана в тех же традициях, что и его бабушка: ей внушили, что все интересы и заботы порядочной замужней женщины должны ограничиваться тремя «К» – киндер, кюхе, кирха. Константин Леонардович мечтал о сыне, но и первый, и второй «киндер» в их семье оказались девочками.

Первой – в 1895 году – на свет появилась Ада.

За ней – 27 (13) апреля 1897 года – Ольга, названная так в честь тетеньки Ольги Леонардовны.

И только третьим – в 1898 году – родился долгожданный мальчик: будущий советский композитор Лев Книппер.

Никто не мог предугадать тогда, что Олечка Книппер станет второй Книппер-Чеховой, а актерская слава ее даже затмит славу тетушки… Во всяком случае, мировую славу Ольги Леонардовны, потому что на родине первая Книппер-Чехова известна, а о второй до недавнего времени даже не знали. Ослепительная улыбка на рекламе зубной пасты «Хлородент» – вот тот единственный отблеск мировой славы Ольги Книппер-Чеховой-второй, который сумел-таки проникнуть за «железный занавес»!

Суровый отец, нежная мать – обычны в воспоминаниях людей, чье детство прошло в те времена, когда даже в лучших семьях подчинялись законам «Домостроя», пусть даже в смягченном варианте. Девочка Оля не была похожа ни на кого из родных. Уже в детстве – ослепительно красивая, тогда как ни отец, ни мать, ни тем более знаменитая тетка, ни брат с сестрой – никто не отличался внешней привлекательностью! К тому же с самых ранних лет она поражала окружающих своим невероятным упрямством, просто несгибаемой волей. Никто не мог противостоять ей. Даже отец. Она была не капризна, нет. Просто становилась чудовищно упряма, когда ей случалось отстаивать свою правоту.

Сестра Ада и брат Левушка были куда мягче. Владимир Владимирович Книппер писал в своей книге «Голоса в тишине старого дома»: «О Леве надо сказать подробнее. В детстве он заболел костным туберкулезом. Лежал в гипсовом корсете на жесткой постели больше года с гирями на руках и ногах. Врачи были неумолимы, они так и говорили: останется жить, но будет калекой. Оля (имеется в виду Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, тетя мальчика. – Прим. авт. ) чаще других находилась рядом с Левой. Рассказывала о дальних странах, куда они отправятся рано или поздно, о музыке, о театре, о книгах… Когда Лева встал на ноги, Оля подарила племяннику футбольный мяч с полной экипировкой футболиста и боксерские перчатки, вызвав негодование врачей и родителей. Качалов назвал Олю «теткой, которая родила племянника». Левушка – единственный сын, с него много спрашивалось, несмотря даже на болезнь, и подчас отец был просто жесток к нему, хилому и плохо учившемуся, – и Ольга защищала брата со всей дерзостью и пылкостью своей натуры. Однажды даже выпрыгнула из окна, когда отец повел себя уж слишком жестоко и несправедливо… Ей было восемь лет, но она готова была стоять на своем до конца – до смерти.

Уже в детстве ее окружали необыкновенные люди. Такова была ее судьба – вращаться в кругу избранных, великих, сильных мира сего, а она очень верила в судьбу, во всевозможные предначертания, предназначения… Совсем малышкой ее возили в Ясную Поляну, и великий Лев Николаевич Толстой беседовал с ней – будто со взрослым человеком, серьезно, – и почему-то о войне, словно предвидел, что войны будут властно вторгаться в судьбу этой женщины, сокрушая все и возрождая к новой жизни. Естественно, в доме Книпперов часто бывали Антон Павлович Чехов и актеры, друзья Ольги Леонардовны… И даже блистательная Элеонора Дузе, пораженная красотой и необыкновенной серьезностью девочки, предсказала ей блестящую артистическую карьеру – еще одно предсказание в череде многих!

Правда, тогда в это никто не поверил. Ольгу считали недостаточно эмоциональной, слишком холодной для того, чтобы стать актрисой.

Да она и была такой – холодной, чистой, наивной даже, с запертыми где-то на дне души страстями, туманящими воображение чем-то неясным, несбыточным… Как Даша Булавина у Алексея Толстого – в те времена часто встречался в интеллигентской среде такой тип девушек. Она и актрисой хотела стать, и художницей, и любви невероятной, и всего – сразу, немедленно, но ничего – по-настоящему. Главное – вырваться из скучной действительности, убежать от обыденности.

Оля Книппер влюбилась в Михаила Чехова, когда ей было только восемь, а ему – четырнадцать.

Он был тогда застенчивым, неуклюжим, странноватым подростком. Миша Чехов… Он вовсе ничем не походил на того Прекрасного Принца, о котором, как принято считать, мечтают романтически настроенные девочки-подростки. Скорее напротив: он чем-то напоминал злодея из романа – всегда угрюмый, бледный, глядит исподлобья неласковым взглядом, и такой нервный, вспыльчивый, не улыбнется лишний раз… И он был некрасив – абсолютно некрасив… И все-таки именно он – Михаил Чехов – стал Прекрасным Принцем для девочки Оли.

А она была еще совсем малышкой, прелестной девочкой в коротеньком платьице с огромным кружевным воротником, с бантом на голове, с длинными локонами и серьезными серыми глазами. Миша ее, разумеется, не замечал. Наверное, он даже не различал двух сестер – Аду и Олю, ведь их всегда одинаково одевали и одинаково причесывали. Правда, Оля всегда была красивее. Но вряд ли для Миши имела значение красота такой маленькой девочки. Оля искала его общества, изыскивала предлоги, чтобы побыть рядом с ним. Детское сердечко ее колотилось при виде «милого кузена». Но все зря. «Милый кузен» ее попросту не замечал.

Его невнимание всегда причиняло ей боль. Возможно, это было первое ее «взрослое» чувство – страдание из-за холодности «любимого». Однажды она расплакалась, когда в праздник Пасхи после торжественного богослужения возле церкви Миша по обычаю христосовался со всеми – и целовал одну взрослую барышню гораздо дольше, чем ее, Олю…